Парадоксы 1941 года. Соотношение сил и средств сторон в начале Великой Отечественной войны - Александр Русаков

Ну и, само собой, почти все в один голос твердят, что наши танки были лучше немецких. Чего только один легендарный Т-34 стоит, который, мол, вообще был лучшим танком Второй мировой войны. А некоторые не стесняются и советские легкие танки превозносить, особенно БТ-7. Для пущей убедительности многие авторы еще и отдельные показатели ТТХ танков СССР и Германии приведут. Чтобы никто не усомнился, что наши танки и броню имели потолще, и скорость побольше, и орудие помощнее.

Даже в работах вроде как неангажированных историков все эти данные и показатели сомнению, как правило, не подвергаются. Большинство авторов приводит их и говорит о них как о бесспорном, само собой разумеющемся факте. При этом наши и вражеские танки по всей совокупности своих многочисленных характеристик это большинство сопоставлять не считает нужным, где именно все они находились и в каком были состоянии в начале войны, в расчет тоже практически не принимает. Не принято в исторических трудах также сравнивать бронетанковые силы сторон по всему составу боевых и иных машин, а также различного вооружения. Все их объединяют в одну большую массу: танки нового типа с технически устаревшими, мощные средние с маломощными легкими и даже танкетками, недавно выпущенные с физически изношенными, а то и требующими ремонта и т. д.

Но ведь тогда получается, что Красная армия была сильней, ибо танки были тогда главной ударной силой армии, а вроде неглупый народ немцы все равно поперли на нашу страну, но, несмотря на это, в начале войны побеждали именно они. В общем, парадокс на парадоксе сидит и парадоксом погоняет!

Сомневающиеся в танковом превосходстве Красной армии к началу войны среди историков и других сочинителей, конечно, были и остаются, но их немного, и их сомнения, как правило, сдержанные, неоднозначные. Например, коллектив авторов Института военной истории МО РФ в своем весьма основательном статистическом исследовании сперва, как водится, привел данные о том, что СССР в начавшейся войне выставил 14,2 тыс. танков, а Германия и ее союзники – 4,3 тыс. [1]. Однако далее он вынужден был признать, что исправных советских танков накануне войны в действующей армии было всего лишь 3,8 тыс. [2]. Казалось бы, это уже не просто сомнение, а фактическое признание того, что войска агрессора по числу боеготовых танков в этот момент фактически превосходили нашу армию. Более того, эти авторы написали еще и о том, что «группировка войск противника, сосредоточенная у границы с СССР, превосходила советские войска западных военных округов… по тяжелым и средним танкам – в 1,5 раза… [3]. Но почему же тогда при общем сравнении сил сторон эти авторы повторили всё те же стереотипные цифры, выражающие многократное превосходство советских войск в числе танков? Не осмелились идти против течения? Или побоялись запутаться во всех этих расхождениях данных?

Довольно противоречивой по этому вопросу была и позиция авторов многотомной «Истории Второй мировой войны». С одной стороны, они сомневались, что танки вермахта в немецких источниках подсчитаны полностью, отметив, в частности, неясность судьбы многих тысяч захваченных Германией танков трофеями, коих было только во Франции 4930 единиц. С другой стороны, при непосредственном сравнении сил сторон они приводили всё те же воистину ритуальные «более 4 тыс.» [4]. Конечно, справочно-энциклопедический формат указанных изданий не позволял их авторам глубоко внедряться в детали данного вопроса, но ведь их труды отражали содержание ведущих научных исследований истории этой войны.

Авторов, которые пытаются поставить под сомнение это танковое превосходство СССР в начале войны, в последние годы стало, пожалуй, больше. Правда, все они при этом тоже, как правило, осторожничают. Вот, например, В. Гончаров установил, что к июню 1941 года в западных военных округах СССР «числилось 12 780 танков и танкеток, из которых исправны были не более 10,5 тыс.» [5]. Уже не 14 тыс.! Ну а если посчитать только действительно боеготовые танки, да еще которые находились непосредственно у западных границ нашей страны, то есть лишь те, что реально могли вступить в бой уже в первые дни войны? Сколько их наберется: 7, 8 тыс.? Ну, пусть, в конце концов, даже 10 тыс. Но разве подавляющее большинство из них не составляли технически устаревшие легкие и малые танки, а также танкетки?!

В. Гончаров попытался проверить и полноту данных о числе немецких танков, которые представлены в знаменитом труде бывшего генерала вермахта Б. Мюллера-Гиллебранда. На них, собственно, и основываются цифры о несчастных 3,5–4 тыс. немецких танков и штурмовых орудий, которые Гитлер, судя по их количеству, исключительно по своей глупости направил покорять СССР. В результате В. Гончаров нашел немало танков и САУ, упущенных из виду этим немецким генералом. По подсчетам нашего историка получалось, что на самом деле их было гораздо больше: почти 4500 танков и САУ вермахта, а с учетом танков двух дивизий резерва – около 4800, а также 500 танков и свыше 300 танкеток их союзников. «В сумме же, – как он пишет, – войска оси, сосредоточенные против Советского Союза, к концу июня 1941 года имели порядка 5,5 тыс. танков» [6]. При этом численное превосходство в танках советской фронтовой группировки над немецко-фашистской В. Гончаров оценивает в итоге как двукратное [7].

Но как могло возникнуть столь парадоксальное мнение о большом превосходстве СССР в числе танков к началу войны? Могли ли сильно ошибиться Б. Мюллер-Гиллебранд и другие авторы признанных работ, в которых подсчитывались немецкие танки? Почему в работах ведущих советских военных историков выводились такие грандиозные цифры количества танков в Красной армии и почему тогда, несмотря на как бы многократное превосходство в танках, советские мехкорпуса в начале войны оказались бессильными перед вермахтом? Почему большинство историков повторяют эти цифры, даже не пытаясь их проверить и сопоставить с другими фактами начала войны? А если дело в тенденциозности, то в чем могли быть мотивы и интересы впадающих в нее авторов?

Это мнение, при всей его спорности и даже парадоксальности, возникло, конечно же, неслучайно. В нем нетривиально совпали интересы и стремления самых разных политико-идеологических сил: советских послесталинских руководителей, зарубежных и отечественных антисоветчиков, а также бывших генералов вермахта. Хотя, казалось бы, их интересы и взгляды не просто не совпадают, а прямо противоположны. Но не тут-то было. Да и было у них на самом деле немало общего, в частности антисталинизм.

Советские руководители и их подчиненные стремились таким образом показать успехи промышленности СССР, которая будто бы сильно превзошла промышленность Германии, если даже чуть ли не всей зарубежной Европы. И это, вероятно, делалось прежде всего по идеологическим соображениям. Вот-де насколько могучим был СССР и успешным социалистический тип экономики! Ну а если при этом в дурном свете выставляются наши танкисты и руководство Красной армии, то для них есть железное оправдание – во всем виноват тиран Сталин. Ну и еще его ближайшее окружение. Не дали, понимаешь, воспользоваться советским превосходством в танковых силах. При этом подразумевалось, что мощную танковую промышленность создал великий советский народ под руководством героической Коммунистической партии, а управлял массой танков исключительно бездарный Сталин вместе со своими бестолковыми приближенными. К антисталинизму в качестве мотивов добавлялись еще и внешнеполитические интересы советских властей послевоенного времени.