Мой милый звездочет - Барбара Картленд

Друзья помолчали некоторое время, затем Фредди сказал:

— Что ж, в таком случае, если ты пока не готов к выслушиванию гневных тирад Вентовера и слезам Имоджин, тебе лучше потихоньку улизнуть из Лондона и не попадаться им на глаза.

— Именно об этом я и думал всю оставшуюся часть ночи после вчерашнего бала.

— И куда ты собираешься уехать? Герцог пожал плечами.

— Какая разница? Я владею, как тебе хорошо известно, полдюжиной домов в разных графствах страны, а в Фолкстоне на якоре стоит моя яхта.

— Полагаю, ты надеешься, что я поеду с тобой?

— Не скрою, такая мысль и в самом деле приходила мне в голову, — с чуть заметной улыбкой заметил герцог.

Фредди задумался на несколько мгновений.

— Мне кажется, ты совершаешь ошибку.

— Тем, что не хочу жениться на Имоджин?

— Нет… своим поспешным бегством.

— Проклятье! Это вовсе никакое не бегство! — воскликнул с досадой герцог. — Это просто тонкий стратегический маневр — отвод войск на заранее подготовленные позиции.

Фредди громко рассмеялся.

— Великолепное объяснение, если не хочешь встретиться с противником лицом к лицу.

— Прекрати сейчас же свои шуточки и лучше помоги мне выпутаться, — взмолился герцог. — Именно для этого я и позвал тебя.

Он помолчал немного, затем продолжил:

— Я прекрасно понимаю, что мое поведение достойно всяческого порицания. Но если Имоджин мне не подходит, то столь же очевидно, что и я не подхожу ей, так как не смогу стать для нее хорошим мужем.

— Вот это верно, — согласился Фредди. — И если хочешь знать мое мнение, ты не сможешь стать хорошим мужем ни для одной женщины, на ком бы ты ни женился, так как ты привык думать только о себе.

Герцог страдальчески поморщился.

— Но что ты прикажешь делать с моими многочисленными родственниками, которые последнее время разговаривают со мной так, словно я какой-нибудь Мафусаил и в самом скором будущем уже буду не в состоянии произвести на свет потомство.

Фредди откинул голову и расхохотался.

— Что ж, это одна из тех отрицательных сторон, которые неотделимы от титула герцога. И согласись, их не так уж много.

— Я в этом далеко не так уверен, как ты, — недовольно заметил герцог. — Я обнаружил, что связан множеством ограничений и условностей, которые для большинства людей совершенно необязательны.

Фредди испытующе посмотрел на друга, и в его глазах мелькнуло лукавое выражение.

— Хочешь услышать от меня правду, Брок? Или тебе стоит слишком больших хлопот и беспокойства, чтобы покинуть свои заоблачные выси, и ты предпочитаешь оставаться в мире грез и мечтаний?

— Так вот как, ты думаешь, я живу?

— Не думаю, мой друг. К сожалению, знаю.

— Ну хорошо, скажи мне правду — хотя, как я понимаю, ничего приятного я от тебя не услышу.

— Я частенько думаю о тебе, — медленно начал Фредди. — А правда состоит в том, что ты стал слишком важным, слишком богатым и чертовски самоуверенным в последнее время.

— Благодарю, — насмешливо сказал герцог, саркастически изогнув бровь.

— Ты ведь сам просил сказать тебе правду, так что теперь будь добр выслушать все. Ты слишком далеко оторвался от реальной жизни, от людей и от обстоятельств, среди которых приходится жить таким, как мы, твои старые друзья.

— Ну это уж слишком! — запротестовал герцог. — Ты хочешь уверить меня, что моя жизнь чересчур легка и беззаботна. Но она определенно не была легкой, когда мы с тобой служили под началом Веллингтона!

— Но тому уже минуло десять лет, — заметил Фредди. — Ты демобилизовался, когда умер твой отец, и с тех пор постоянно находился в центре внимания. С тобой носились, холили и лелеяли, словно ты был какой-то редкой диковиной, нежным цветком, который мог мгновенно погибнуть при одном только соприкосновении с реальным миром за пределами той башни из слоновой кости, в которую ты сам себя заключил.

Герцог тяжело вздохнул.

— Видимо, ты прав.

— Ты только посмотри, как ты живешь, — продолжал Фредди. — Твои слуги обращаются с тобой так, словно ты сделан из тончайшего дрезденского фарфора. За тебя все делают управляющие, секретари, слуги…

Герцог издал звук, который можно было принять за протестующий возглас, однако не стал прерывать Фредди, и тот продолжал:

— Мало того, что они все пресмыкаются перед тобой и чуть ли не целуют твои сапоги, так еще всегда находится прелестная женщина из общества, страстно мечтающая разделить с тобой постель или выскочить за тебя замуж.

— Уж не слышу ли я нотки зависти в твоем голосе? — весело спросил герцог.

— Возможно, и услышал бы, если бы я не знал тебя так хорошо. Но в последнее время я с грустью наблюдаю, как с каждым годом ты становишься все циничнее, все надменнее. Ты перестал радоваться жизни, скука — вот твоя главная подруга. И, глядя на тебя, я сотни раз говорил себе, что ни за что не хотел бы поменяться с тобой местами.

— Наверное, если бы мы были героями какой-нибудь французской комедии, — лениво заметил герцог, — мы могли бы поменяться с тобой местами. Ты бы надел мою одежду и стал на время герцогом, а я надел бы твой мундир и отправился в казармы, чтобы занять твое место.

— Но поскольку это невозможно, у меня есть идея получше.

— И что же ты придумал? — поинтересовался герцог, скептически посмотрев на друга.

— Ну, прежде всего тебе необходимо на время исчезнуть, это очевидно. Затем, думаю, было бы очень полезно для твоей души, если, конечно, она еще у тебя осталась, подумать о себе и о своем будущем.

— Ну, уж этим я занимаюсь достаточно часто.

— Что ж, значит, придется подумать снова, — убежденно заявил Фредди. — И на этот раз — о том, как изменить свою жизнь, сделать ее богаче и осмысленнее. Ты не можешь и дальше продолжать развлекаться в свое удовольствие и возбуждать несбыточные надежды в сердцах невинных девиц только для того, чтобы бросить их на пороге церкви.

— Будь ты проклят, Фредди! Я не так уж часто это делал! — горячо запротестовал герцог.

— А как насчет Шарлотты?

— Шарлотта вбила себе в голову, что я собираюсь жениться на ней, — отвечал герцог. — Но, как ты прекрасно знаешь, мои намерения всегда были абсолютно бесчестными.

Фредди, не выдержав, рассмеялся.

— Что ж, в одном тебе не откажешь, Брок, ты всегда откровенно признаешься в своих грешках.

— И то же самое можно сказать в отношении Луизы, если ты намерен упомянуть и ее, — продолжал герцог, игнорируя замечание друга.

— Я вовсе не собирался этого делать. Луиза была отнюдь не невинным цветочком. Она чертовски хорошо знала, чего ей было нужно, и, честно говоря, был момент, когда мне показалось, что она своего добьется.