Негасимое пламя - Патриция Филлипс

Всегда веселая, улыбающаяся, девушка тем не менее обладала разумом пятилетнего ребенка.

Прежде чем свернуть, Джессамин коротко свистнула, подзывая собаку. Девушка бросила на пса ласковый взгляд, чувствуя, как печаль и горечь переполняют ее сердце. Самый преданный друг, с которым она не расставалась с тех пор, как помнила себя, не останется с ней надолго. Уже довольно давно Джессамин с ужасом заметила, что старый пес слепнет. Его ярко-карие глаза заволакивала мутно-серая пелена. Но Нед не унывал, все больше полагаясь на другие чувства.

Возле хижины старой Агнесс Джессамин соскользнула с седла. Дом, построенный ее покойным мужем, был выше и просторнее остальных в Морфа Бэч. Это не давало покоя завистливым соседям, и, не зная, что придумать, они время от времени обвиняли несчастную старуху в колдовстве. Джессамин яростно защищала ее, и па какое-то время в деревне наступало затишье.

Матерью Джессамин была Гвинстт из рода Трейверонов. От нее девушка узнала о лечебных свойствах трав, которые в семье ее матери передавались из поколения в поколение. После смерти Гвинетт Джессамин врачевала хвори и недуги, одолевавшие крестьян и обитателей замка. Увы, мастерство леди Гвинетт было велико, однако она не сумела вылечить собственного сына. Джессамин же сделала настой из корней белой омелы и пионов, благодаря которому припадки Уолтера повторялись все реже. А еще один настой — из ивовой коры и корней желтой горечавки — хорошо помогал, когда несчастный мальчик метался в жару. Благодаря искусству сестры жизнь Уолтера стала более сносной.

Оставив лошадь возле дома, Джессамин пригнула голову и вошла. От едкого дыма, наполнявшего хижину, у нее защипало в глазах.

Пытаясь согреться, Агнесс скорчилась возле очага, укутав плечи толстой шерстяной шалью. У ног ее сидела Мэвен. Растрескавшиеся от работы руки девушки проворно сновали, переплетая между собой гибкие ветви ивы.

— Ох, миледи, ну и удивили же вы меня! — воскликнула Агнесс, испуганно вздрогнув, когда ворвавшийся в хижину ветер громко хлопнул дверью. — Я решила, что сегодня вы не выберетесь из дому — уж больно холодно. А вы еще и мазь привезли! Бог да благословит вас за вашу доброту! — Сморщенное, похожее на печеное яблоко лицо старой Агнесс расплылось в улыбке. — С тех пор как нагрянули холода, мои старые кости не дают мне покоя: все ноют и ноют.

Мэвен, открыв рот от изумления, уставилась на красивую леди из замка, один вид которой внушал ей благоговейный восторг. Потом, повинуясь приказанию матери, послушно занялась корзиной.

Агнесс поднялась на ноги. По кухне поплыл смешанный запах грязной одежды и бальзама.

— Сегодня я привезла тебе горшочек побольше, Агнесс. Смотри, пусть Мэвен как можно тщательнее втирает его. Ну что, нынче тебе легче?

— Скоро все пройдет, миледи, не сомневайтесь. Наш Том дал мне немного зелья, которым он обычно пользует овец. Воняет ужасно, да и не помогает совсем. Зато уж теперь, после вашей-то мази, сразу полегчает!

Джессамин стянула толстые шерстяные перчатки и бросила их на скамью возле огня. Заметив это, Агнесс сжала ее нежные пальчики в своих загрубевших от работы, корявых ладонях.

— Вы святая, леди Джессамин, истинный Бог, святая — как и ваша покойная матушка! Подумать только, заботитесь обо мне! Беды наши принимаете близко к сердцу, хотя у вас и без того хлопот хватает. — Агнесс печально покачала головой.

Джессамин поежилась от неловкости, бросив украдкой взгляд на седые, спутанные космы старухи. Она понимала — Агнесс догадывается, что после смерти отца Уолтер, даже оставаясь лордом Кэрли, скорее обуза, нежели опора для сестры.

— Как говорит святой отец, у каждого из нас свой крест, который он обречен нести до могилы, — нетерпеливо ответила Джессамин, не желая продолжать разговор.

— Да уж, крест — это точно, по-другому и не скажешь, миледи. Не хотите ли поужинать с нами? Я как раз приготовила мясо.

— Нет, Агнесс, не стоит. Побереги его для себя и Мэвен — видит Бог, оно вам понадобится. Судя по всему, зима будет ранней — смотри, как сегодня холодно, ветер режет будто ножом.

Агнесс отвела Джессамин в сторону, чтобы Мэвен не могла их услышать.

— Леди Джессамин, не знаю, стоит ли беспокоиться, но наш Том видел в округе солдат. Он ведь только и делает, что бродит по холмам. Неужто нам опять грозит беда?

Джессамин похолодела, чувствуя, как сердце ушло в пятки.

Солдаты близко, а она-то надеялась, что до следующего лета им ничего не грозит.

— А чьи это люди? Глендовера или короля?

— Так разве Том разберет? Что вы, миледи!

Джессамин с трудом подавила раздражение. Она чуть не забыла, что Том не намного сообразительнее своей несчастной сестры. Слабоумие детей было своего рода наказанием для Агнесс, которое бедняжке придется нести до конца своих дней.

Джессамин постаралась улыбнуться как можно увереннее:

— Не волнуйся, Агнесс. При первой же опасности перебирайся в Кэрли. И другим скажи то же самое. А если хочешь, приезжай прямо сейчас.

— Ох нет, леди, да разве ж я свои пожитки брошу! Ведь все, что у меня есть, еще муж-покойник своими руками смастерил. Нет уж, пока можно, останусь тут…

Джессамин поняла. Она погладила по плечу старую Агнесс, стараясь не дышать, чтобы не чувствовать ужасающего запаха, исходящего от ее одежды. Она уже повернулась, чтобы уйти, но тут вспомнила и обернулась:

— Я завтра приеду, привезу настой, чтобы снять опухоль. Сегодня он еще не готов, пусть постоит до утра.

— Только если заметет, умоляю вас, миледи, не приезжайте!

— Хорошо, обещаю. И в самом деле холодает, но для снега еще рано.

Пока Джессамин взбиралась в седло, Агнесс стояла на пороге и махала ей на прощание. Ласково погладив взъерошенную шерсть старого Неда, Агнесс велела ему на обратном пути не спускать глаз с хозяйки. Еще долго она стояла, глядя вслед тоненькой фигурке в сером плаще, чувствуя на сердце непонятную тревогу.

Позже, когда Джессамин захлопнула дверь трактира, куда она заезжала, чтобы отдать Сэл настойку тысячелистника, она удивилась, заметив Марджери. Первая деревенская красавица опрометью бросилась к Джессамин.

— Леди Джессамин, подождите! Посмотрите-ка, что сделала та краска для волос, что вы мне дали, — настоящее чудо! — прокричала она еще издалека, на ходу сбрасывая шаль. — Джек говорит, что они сверкают, будто лютики в поле! — И Марджери с простодушной гордостью пригладила золотые, локоны.

— Ах, какой, комплимент! Так когда же свадьба?

— Во вторник, — сияя от счастья, ответила Марджери. — Ох, миледи, если Джек опоздает в церковь, я, наверное, умру от стыда!

— Ну конечно, он не опоздает! Что за ерунда, Марджери? Не так уж он глуп, чтобы пропустить собственную свадьбу! — При одной мысли о подобной нелепости Джессамин весело расхохоталась.