Весы правосудия - Виталий Держапольский

— О, проснулся уже! — заглянул в приоткрывшуюся дверь Воронин. — Как сам, Вадимыч?

— Терпимо, — отмахнулся я. — Знаешь, же, что скоро в норму приду.

— Пора валить? — риторически спросил он, зная, что несомненно должно последовать вслед за моим скоропостижным выздоровлением.

— Догадливый ты наш! — просипел я, сверкая глазами из-под повязки. — Пора! Только скажи мне для начала: откуда это здесь? — Я помахал в воздухе найденным на тумбочке конвертом.

— Чёй-то? — Воронин подошел поближе и, прищурившись, уставился на конверт. — Вадимыч, да не мельчеши ты этой бумажкой! И без того в глазах рябит — третьи сутки на ногах! — Он широко зевнул, едва не вывернув от усердия «из шарниров» нижнюю челюсть.

— Постой, я уже трое суток в отрубе?

— Ага, — мотнул головой Прохор, — после нашего последнего разговора почти двое суток дрых!

— Ясно. Так откуда конверт?

— Не знаю, — пожал плечами Воронин. — Я к тебе минут десять назад заглядывал, когда ты еще дрых — никакого конверта на тумбочке не было! И к тебе никто не заходил — зуб даю!

Я задумчиво вытянул губы трубочкой: понятно, что нихрена не понятно! Если Проха зуб дает, значит в палату точно никто не заходил. Уж в чем, в чем, а в этом я доверял своему приятелю безоговорочно. Я оглядел небольшую палату: если не через дверь — остается окно.

— А если так. — Я указал Воронину на закрытое окно палаты.

Прохор подошел к окну, одернул занавески и внимательно все осмотрел: от облупленной фрамуги до пыльного подоконника.

— Похоже, что это окно не открывали лет десять, — произнес он, раскачивая присохшие шпингалеты, покрытые толстым слоем засохшей краски. С трудом освободив их из «тысячелетнего заточения», он рванул фрамугу за ручку, распахивая окно настежь. Порыв ветра забросил в палату щедрую порцию свежего воздуха — у меня даже голова закружилась от переизбытка кислорода — воздух в палате стоял довольно спертый.

— Я вот чего понять не могу, — почесывая в затылке, произнес Прохор, — как эти сушеные мухи между фрамуг застревают? Вон их сколько насыпано, хоть в аптеку сдавай…

— Точно так же, как мой конверт в закрытой палате появился, — сварливо проскрипел я. — Ладно, валить пора, пока никто мое очередное чудесное излечение не увидел!

— Так я уже и приготовил все, — радостно доложил Прохор. — Одежда в машине, машина под окном, даже окно вот — как раз открыто. Сигай, и лишний раз никому глаза мозолить не будешь!

— С окном это хорошо придумал, — согласился я, так и поступим. Только как-то боязно Катю с Костиком здесь оставлять, — поделился я сомнениями с другом. — Есть у меня подозрения, что не так просто её дом загорелся…

— А тож! — фыркнул Воронин. — В этой дыре ничего просто так не происходит, пффф… — Проха надул губы, многозначительно замолчав.

— Слышь, деятель культуры, хватит театральные паузы тут устраивать! — не сдержавшись, выругался я. — Поджог что ли?

Прохор мелко-мелко закивал головой в подтверждение моей догадки.

— Реально? — Я просто не хотел в это верить. — Неужели этот отмороженный на всю голову мажорик? — двинул я предположение. — Сын местного князька — Катькин ухажер?

— В точку, босс! — расплылся в улыбке Прохор. — Пока ты тут валялся, мы с пацанами свое расследование провели…

— Федор Кузьмич тоже здесь? — поморщился я, представляя реакцию бывшего генерала на мое очередное «геройство».

— Не-а, — помотал головой Прохор, тоже непроизвольно морщась, — дядька ща за бугром, в Эмиратах, трет с шейхами за наши дела. Вернуться, сам понимаешь, могут не так понять…

— Фух, слава Богу! — облегченно выдохнул я. — Второй взбучки от Кузьмича я бы не пережил!

— Да, — согласился со мной Воронин, — дядька мастак мозги компостировать! Этого у него не отнять!

— Как вычислили утырка? — вновь вернулся я к тому, с чего начал.

— А его и вычислять особо не пришлось — для начала прессанули его корешей — Худолеева и Калугина. Спасибо Колобку, Пахе и их коллегам, хорошие перцы, хоть и мусорьё! Те раскололись на раз — слили отморозка, видать, почуяли, чем может для них эта «дружба» обернуться. Ну а потом, сняв показания, взяли за жабры и младшего Храпова.

— Хочешь сказать, он так вот взял и сознался?

— Хех, когда это ты, Вадимыч, в сказки верить начал? — риторически спросил Проха. — Хоть ты и сам, как из сказки — пришлось применить, как дядька говорит, четвертую степень дознания…

— Четвертую? — я удивленно моргнул. — У тех же пиндосов их вроде всего три.

— Так-то у пиндосов, — усмехнулся Воронин, — куды им до наших «коновалов»!

— Живой хоть? — ради проформы поинтересовался я.

— Дышит, вроде… — слегка сомневаясь, произнес Воронин, — и ладно. Серег, ну я совсем, чё ли, ломом подпоясанный?

— А то нет? — подковырнул я друга.

— Ну, вообще-то есть немного, — не стал «спорить» Воронин. — Ну а кто из нас не без греха? Но я же не совсем невменько, чтобы такого ценного терпилу жмурить? Он еще должен чистосердечно раскаяться на заседании суда, прощения у всего честного народа попросить…

— Хорошо, малолетнего отморозка ты «опустил», фыркнул я. — А папахен чего, даже газовать не стал?

— Пока он бестолкового сынулю по притонам Нахаловским искал, пока пороги в местном КПЗ обивал, чтобы на свиданку пустили, пока слезу пускал над получившейся котлетой, пока права пытался качать…

— Слышь, оратор, не лекцию читаешь! Ближе к телу, Склифосовский!

— В общем, пока все эти пока-пока — Патлас со своими юриками прикатил под ручку с пацанчиками из следственного комитета и генеральной прокуратуры. Храпов к губеру на поклон — спаси, мол, дружка-приятеля, как-никак, вместе мутки мутные мутим, а тому уже все ненавязчиво объяснили, ху из ху! Тут и сдулся наш крутой перец, сидит ща с сынулей в обезьяннике и показания признательные царапает. А дальше: по тундре, по железной дороге, — довольно пропел Прохор, — где мчится курьерский «Воркута — Ленинград». Так что место мэра теперь свободно, — закончил он.

— Слушай, Прохор, — а хочешь, тебя мэром сделаем? — неожиданно предложил я. — Ты, конечно, тот еще отморозок, но по сравнению с этими упырями Храповыми — белый и пушистый — зазря простой народ гнобить не будешь.

— Вадимыч, ты че, не вздумай! — не на шутку перепугался Воронин, считая меня в последнее время слегка поехавшим крышей и способным, по его личному мнению, на любую гадость. — Не вздумай, я тебе говорю! Взвою, а затем сдохну я в этом захолустье от тоски!

— Ладно, не суетись под тесаком, дружище! — добродушно рассмеялся я. — Шучу! Но вот с властью в этой дыре что-то надо делать… — задумался я.

— Серж, с тобой все нормуль? — обеспокоенно взглянул Прохор в мои глаза, поблескивающие сквозь оставленную в повязке щель. — Раньше ты никогда о посторонних терпилах не пекся…