В землях заката - Евгений Кривенко

Под «кирпичом» у поворота к аэродрому Варламов затормозил. Дорога шла дальше, но была заброшена — вилась между холмов и пропадала у синего моря. Невесёлой была эта синева, солнце не бросало туда ни единой искры. Когда-то там был город и база подводных лодок, а теперь раскинулась Тёмная зона — царство вечного сумрака, где среди уродливых деревьев скользили хищные твари.

Холод струйкой протёк по спине, Варламов повернул направо.

Их ждали. Солдатик в будке нажал кнопку, свежекрашеные зелёные ворота отъехали, и уазик покатил к неказистому дому. Варламов знал, что основные сооружения базы скрыты под землёй. Возле дома крутил лопастями вертолёт. Варламов остановил машину и растолкал отца. Тот недовольно замычал, но проснулся и стал будить гостей.

Из домика явились двое. Невысокий генерал шагал размашисто, ординарец еле тащил за ним два необъятных рюкзака. Начались объятия и хлопание по спинам, а затем компания направилась в дом — перекусить чем Бог послал, как радушно объявил генерал. Варламов стал перетаскивать рюкзаки в вертолёт.

Потом отогнал машину, положил руки на руль и уткнулся в них лицом. Как надоела эта жизнь на побегушках! Захотелось подальше от людей. Он стал представлять реку, куда сейчас полетят: серебристую водную гладь, бьющуюся на леске форель.

…И незаметно задремал, слишком рано пришлось вставать.

Он снова увидел реку, только вода была темнее, чем представлял — совсем чёрной. На другом берегу стояла женщина. Лес сзади затягивала дымка, и платье выделялось яркой белизной. Но ещё ярче сияли пламенно-рыжие волосы женщины.

Варламов узнал покойную мать.

Она вгляделась, и с улыбкой помахала рукой. Жест был нетороплив и спокоен, словно говорил: «До свидания!».

Варламов проснулся, сердце сильно билось.

Он давно не видел во сне мать. Первое время она часто приходила по ночам, когда он лежал без сна, и в шорохе дождя чудилась крадущаяся поступь тварей из Тёмной зоны. Она клала прохладную руку на лоб, и они отправлялись гулять по тропинкам странного, но очень красивого сада. Наверное, ей не хотелось оставлять сына одного в чужой для себя стране… А потом перестала приходить, словно однажды зашла в заколдованный сад слишком далеко и не смогла вернуться. И вот появилась снова…

От домика уже возвращалась весёлая компания: на гостях из столицы Автономии повисли две девицы в камуфляже, с ярко накрашенными губами. Отец виновато подошёл к машине.

— Прости, Евгений, — заговорил он, и Варламов вздрогнул от удивления: отец не любил извиняться. — Места в вертолёте для тебя не осталось. Этих баб, — он добавил нецензурное слово, — генерал берёт, чтобы гостей ублажать. Одной водки и рыбалки для них мало. Останься пока тут, дежурный о тебе позаботится.

Отец неловко ткнулся щетинистым подбородком в щёку Варламова и зашагал к вертолёту. Евгений остался сидеть с открытым ртом, таких нежностей у них в семье давно не водилось. Но вскоре опомнился, поспешил к вертолёту и забрал свой рюкзак.

Раскрутились винты, вертолёт оторвался от земли и со звенящим гулом ушёл в небо. Уменьшаясь, он направился на северо-восток; там сохранились леса и чистые реки, остались и заброшенные посёлки, так что рыбалка предполагалась с комфортом.

Варламову ничего не оставалось, как подогнать уазик к дому. Взяв рюкзак, поднялся на крыльцо. Когда отворил дверь, то закашлялся от сигаретного дыма.

— Будь здоров, не кашляй! — приветствовал его сидящий за столом человек. Он был в расстёгнутой камуфляжной куртке, лысый, щёки блестели от пота. — Ничего, что накурено, зато комаров меньше будет. Выпей, — он кивнул в сторону канистры на столе, — это твой отец оставил. Заодно давай познакомимся. Михаил Сирин, механик.

Он протянул жестковатую ладонь.

— Евгений, — буркнул Варламов.

Он выбрал стакан без следов губной помады и налил половину, настолько выбил из колеи странный сон и непривычное поведение отца. Водка была неважной, местного производства — в голову сразу ударило.

— Давно здесь служите? — спросил он.

— С войны, — охотно отозвался Сирин. Он налил себе и кивнул на тарелку с розовой сёмгой: — Закусывай. Мне она уж обрыдла. Живём тут на рыбе да на консервах, неизвестно зачем живём.

— Уехали бы в какую-нибудь южную автономию, — промямлил Варламов, вгрызаясь в сочную мякоть. — У вас выслуги лет хватит, наверное.

Сирин махом проглотил водку и со стуком поставил стакан, глаза подозрительно заблестели.

— Куда уехать? — зло спросил он. — На тот свет, что ли? Там меня жена и дочка дожидаются. — По щекам и вправду потекли слёзы.

Варламов оторопело откусил сёмги. Но Сирин взял себя в руки, хлебнул ещё водки, а потом стал вытирать глаза скомканным платком.

— Ладно, — вздохнул он. — Что было, того не вернуть. А ехать мне некуда, парень. В Москву сейчас только сумасшедший сунется. Тут хотя бы на казённых харчах. Ладно, пойдём. Устрою я тебя.

Он завинтил канистру и повёл Варламова по лесенке вниз. Спускаться пришлось долго, наконец оказались в тускло освещённом коридоре. Было душно, по сторонам через равные интервалы располагались двери.

— Командный пункт, — сообщил Сирин. — Сейчас законсервирован. Вот и моя конура, можешь располагаться на второй койке. А хочешь, видак погляди.

Он толкнул другую дверь — открылся обширный зал, уставленный пультами.

— Большая часть этого железа не работает, — хмуро сказал Сирин. — Главный радар отключён за ненадобностью, с севера теперь никто не полезет, а через спутниковую «тарелку» записываем канадские и американские телепрограммы. Отправляем на анализ в ГРУ, хотя, по-моему, хренотень одна. Английский хоть немного знаешь?

— Свободно владею, — брякнул Варламов, не подумав.

— Да ну? — присвистнул Сирин. — Откуда? Это в моё время в школах учили.

Варламова передёрнуло, до того надоело объясняться.

— У меня мать американка, — неохотно сказал он, оглядывая сумрачный зал. — Приехала ещё до войны с христианской миссией. После этой заварухи, конечно, пришлось остаться. Её чуть не посадили как шпионку, но отец в жёны взял. Она и выучила меня языку. Часто свою Каролину вспоминала, книжки на английском мне читала…

— Ну и ну, — ухмыльнулся Сирин. — Выходит, ты наполовину американец! То-то рожа не русская, больно вытянутая. Но всё равно, красавчик. Девки, небось, так и бегают…

Варламов стиснул кулаки. Только утром, бреясь тупой китайской бритвой, он скептически разглядывал себя в зеркале. Грязно-светлые волосы (давно пора стричь), тяжеловатый подбородок. Лишь глаза можно было счесть красивыми — мать называла их голубыми, хотя цвет скорее походил на серый…

Вдобавок слова Сирина напомнили детскую дразнилку, Евгения донимали ей в школе, пока свежи были воспоминания о войне: «Один американец засунул в жопу палец и вытащил оттуда говна четыре пуда».