Крайняя мера - Марина Серова

Я внимательно посмотрела на Диму. Либо он болван, либо притворщик, либо просто наивный человек. Пока что я не пришла к определенному мнению.

— Идешь себе тихо, никого не трогаешь, и вдруг — бац! — жаловался Дима.

— А если поподробнее? — предложила я. — Чтобы взяться за работу, мне нужно знать более конкретно ваше теперешнее положение.

И Дима начал рассказывать. Чем больше он говорил, тем явственнее я убеждалась, что передо мной тот самый тип человека, который злые люди называют коротким и емким словом «лох».

Кстати, в последнее время это определение является и распространенным ругательством среди детей. Выводы из этого факта, увы, удручающи.

Конечно, хорошо, что молодое поколение считает расхлябанность и рассеянность дурными качествами. Конечно, хорошо, что дети растут с установкой не дать себя обмануть. Но слишком часто их собственный положительный настрой — «я не лох» — оборачивается презрением к слабым и беззащитным сверстникам…

Дима явно уже изрядно претерпел в жизни из-за свойств своего характера и теперь хотел перестать быть «лохом». Мне казалось, что это желание сыграло с ним злую шутку — вместо того чтобы идти к положительному полюсу, он зациклился на отрицательном и чересчур преувеличивал свои недостатки, пытаясь немедленно имитировать в поведении их полную противоположность.

Так, он старался быть развязным, хотя по натуре был застенчив. Хотел казаться сильным и уверенным, много повидавшим, разбирающимся в жизни человеком — это у него плохо получалось.

Если бы я была психологом, то посоветовала бы ему акцентировать именно свои положительные качества, вместо того чтобы дурить голову собеседнику и изображать из себя то, чем Дима не является.

Но я — не психолог, а всего-навсего частный детектив, хотя психологические особенности клиента играют для меня немаловажную роль, и мне необходимо учитывать в работе и этот фактор.

Что же касается конкретики, то за сорок минут общения мне удалось узнать следующее.

Дмитрий Владимирович Корнелюк явно хотел выглядеть солиднее, чем был на самом деле. В разговоре он упорно обращался ко мне исключительно по имени-отчеству, полагая, что и я буду отвечать ему тем же, — хотя для него вполне бы сошло и обращение «Митя», настолько молодо выглядел мой клиент. Но раз хочет по имени-отчеству, пусть будет так.

Дима Корнелюк стеснялся своей фамилии, несмотря на то что именно она принесла моему клиенту тот высокий уровень благосостояния, о котором многие его ровесники не могли даже и мечтать.

Владимир Георгиевич Корнелюк, отец моего клиента, сделал деньги еще в советские времена, сколотив несколько сельских кооперативов, занимающихся разведением пушных зверей. Хоть это и называлось тогда кустарным промыслом, но давало огромный доход.

Я не знаю, какие взятки давал отец Димы и кому, но суммы явно были немалые, иначе не удержаться бы Корнелюку на плаву. Однако он сумел обойти все преграды, трудился как вол и жил в свое удовольствие, наверняка обеспечивая безбедное существование и благоволившим к нему чиновникам, которые его прикрывали.

Но настали времена перестроечные. Связи во властных структурах теперь стали на вес золота в буквальном смысле слова.

Корнелюк и тут не сплоховал, сумев окончательно легализовать свой бизнес. Наверное, он был очень прытким человеком, если пережил и волну рэкета в первые годы перестройки, и жестокую конкуренцию на более позднем этапе. Насколько я поняла из рассказа Димы, его отец никогда не терял прежних связей — а ведь текучка кадров во власти с горбачевских времен до наших дней была очень бурной. Однако, куда бы ни перемещался со своего поста человек, Корнелюк продолжал поддерживать с ним отношения. Некоторые залетали в очень высокие сферы, но Владимир Георгиевич не упускал случая о себе напомнить. И всегда извлекал из этого выгоду — для дела, а значит, и для себя.

Короче, к концу девяностых Корнелюк был на вершине успеха. Но год назад бизнесмена подкосил инсульт, и теперь некогда бодрый и жизнерадостный человек был лишен возможности двигаться и, более того, находился в помраченном состоянии сознания. Врачи — а вы можете представить себе, какой персонал его обследовал — не давали никаких оптимистических прогнозов.

Дима рос без матери — так уж вышло, что Владимиру Георгиевичу не повезло со спутницей жизни. Его жена — мать Димы — бросила его, когда мальчику не исполнилось и трех лет.

Похоже, эта семейная драма глубоко перепахала Корнелюка-старшего, и с тех пор он не надеялся на прочные семейные узы. О матери Дима почти ничего не знал — отец сначала отделывался отговорками на вопросы ребенка, а когда тот подрос, настрого запретил ему говорить на эту тему, дав понять, что без мамы ему лучше.

Надо ли говорить, что это парадоксальное утверждение, произнесенное непререкаемым тоном, оставило глубокий след в душе ребенка?

Присматриваясь к Диме, пока он говорил, я почти наверняка могла утверждать: у него проблемы с женщинами. Такие слова, да еще из уст отца, даром не проходят. Вот так, одной фразой, можно надолго осложнить будущую жизнь своего любимого чада…

Что же касается самого Димы, то он оказался действительно в трудной ситуации. Музыкально одаренный мальчик с блеском закончил школу по классу скрипки (фортепиано, как обычно бывает в таких случаях, шло факультативом), с таким же успешным результатом было пройдено музучилище. Сейчас Дима обучался в консерватории, и преподаватели прочили ему большое будущее.

Но судьба властно развернула юное дарование лицом к жестокой реальности. Болезнь, приковавшая отца к постели, вынудила Диму с головой окунуться в неприятный мир проблем взрослых людей.

Бизнес отца требовал постоянного участия, а Корнелюк-младший был способен выполнять лишь четыре простейших арифметических действия. Говорить о том, чтобы Дима вошел в дело, не представлялось возможным. Меха — товар дорогой и доходный, желающих погреть руки хоть отбавляй. На фирму, лишенную директора, начались наезды, и потребовались значительные усилия со стороны партнеров отца, чтобы как-то нормализовать ситуацию.

На данный момент фирма по-прежнему прочно стояла на ногах. Но пришлось пойти на уступки — Дима передоверил пакет акций, принадлежавший отцу, головному совету компании, отказавшись от какого бы то ни было участия в делах фирмы. За это ему был гарантирован маленький, но верный процент от прибыли.

Отец, будь он в сознании, вряд ли бы одобрил такой поступок, но выбирать не приходилось. Корнелюк-старший был очень плох, и Дима вынужден был смириться с мыслью о том, что существование его отца в телесной оболочке — это всего лишь вопрос времени, причем недолгого: за последний месяц состояние Владимира Георгиевича резко ухудшилось.

Дима очень страдал, что не может постоянно находиться рядом с отцом. Призвание диктовало свою волю, и Корнелюк-младший не мог оставить занятия музыкой. Даже о том, чтобы взять академический отпуск, не могло быть и речи.

Выход был найден — Дима нанял опытную сиделку, дав объявление в газету. Средства позволяли оплачивать ее труд, женщина по имени Ангелина оказалась доброй и терпеливой, она почти неотлучно находилась при больном, уходя домой лишь для сна. В ночное время обязанности по уходу за бывшим меховым магнатом делили Дима и домработница, которая постоянно жила с семьей Корнелюков на протяжении последних десяти лет.