И на вражьей земле... - Олег Шушаков

И вот увидел. И пропал! Сразу и напрочь!..

Летная форма Наталье Серебровской очень шла. В затянутом в талии комбинезоне, улыбчивая и круглолицая, с коротко остриженными белокурыми от природы локонами, она вся светилась, как утренняя звезда. И глядя на Наталью, голова кружилась не у одного только Владимира. Но она поддерживала ровные дружеские отношения со всеми, никого особо не выделяя. Открытый и веселый нрав позволял ей оставаться «своим парнем» в любой компании.

До авиашколы она работала инструктором по обучению прыжкам с парашютом в Одесском аэроклубе. Было ей всего двадцать два года, но пять из них она отдала парашютному спорту. К этому времени Серебровская совершила уже более двухсот прыжков. Она окончила Тушинский аэроклуб и Высшую парашютную школу. Была ученицей Якова Мошковского. Того самого Мошковского, который получил знак Мастера парашютизма СССР вторым в стране. Того самого, который в начале этого лета участвовал в экспедиции на Северный полюс и был вторым пилотом в экипаже Мазурука.

В тридцать пятом году за личную отвагу и выдающиеся заслуги в развитии советского парашютизма Наталья Серебровская вместе с Яковом Мошковским, Николаем Остряковым и другими парашютистами была награждена орденом Красной Звезды.

Эта награда никак не повлияла на нее. Она по-прежнему оставалась такой же озорной хохотушкой, как и до того, как на ее высокой груди, рядом со знаком Мастера парашютизма СССР с трехзначной цифрой на подвеске, засверкал вишневой эмалью и серебром боевой орден.

Ни о каком романе, конечно, не могло быть и речи. Владимир даже смотреть на Наталью не решался, не то, что заговорить. Хотя и считал часы до занятий по парашютному делу. Считать-то считал, но успехами не блистал. Увы, в ее присутствии у него начинало шуметь в ушах и все обрывалось под солнечным сплетением, как будто он совершал затяжной прыжок с большой высоты. Тем не менее учебную программу он осваивал не хуже других и к прыжкам был допущен.

В тот день на аэродроме работала пятерка Владимира. Организационно учебная эскадрилья состояла из двух отрядов, по четыре звена в каждом. В звене – три летные группы по десять человек, которые, в свою очередь, делились на две части для поддержания непрерывности учебного процесса. Каждый летный день одна пятерка проводила на аэродроме, а другая в классе. На следующий день они менялись местами.

Сегодня на построении рядом с инструктором стояла лейтенант Серебровская, как всегда улыбаясь утреннему солнцу. И в глазах у нее искрились веселые льдинки. У Владимира от этого зрелища привычно зашумело в голове. Поэтому он едва не пропустил мимо ушей слова Хотелева, который объявил, что сегодня вместо полетов, они будут прыгать с парашютом. Вчера им об этом не сказали, чтобы они выспались, а не тряслись всю ночь перед первым прыжком.

Владимир, как всегда, был предпоследним. Последним по списку прыгал Витька Попов… Поп откровенно мандражил, поэтому болтал без умолку. Но Владимир ничего не слышал. Он безуспешно пытался справиться с сердцебиением, так как всего в двух метрах от него находилась Она.

О том, что сейчас ему придется шагнуть в бездну, он даже не думал. Не до того было. А когда Наталья, запрыгнув на крыло, поправила лямки его парашюта и что-то прокричала, давая последний инструктаж, у Владимира от этой внезапной близости вообще дух захватило. Слава богу, Хотелев наконец дал газ, и самолет, плавно набирая скорость, покатился по траве.

Пока они набирали высоту, Владимир немного пришел в себя. «Что-то с этим надо делать. Так это продолжаться не может…» – думал он. Хотя внутренний голос и подсказывал ему, что может. Еще как может!..

Хотелев выровнял самолет на высоте пятьсот метров и убрал газ. Владимир посмотрел в зеркало. Инструктор подмигнул ему ободряюще и показал рукой на крыло. Владимир решительно поднялся, вылез из кабины, ухватившись за расчалки, а затем сел на плоскость и свесил ноги. У-2 шел с небольшой скоростью. Мотор было почти не слышно. И ветер оказался вовсе не такой сильный.

– Приготовиться! – прокричал Хотелев.

Владимир нащупал вытяжное кольцо парашюта и сунул руку в «соску» (резинку, прикрепленную к кольцу, чтобы новичок не выпустил его в воздухе с перепугу). Прямо под ногами у него раскинулось зеленое поле аэродрома. Волнения не было.

– Пошел! – крикнул Хотелев, и Владимир, не раздумывая, соскользнул вниз.

Земля стремительно понеслась ему навстречу. Воздух уплотнился под ним, как перина. На счете «три» Владимир дернул кольцо. Его потянуло назад, но скорость падения все еще была велика. Владимир отчетливо и спокойно подумал: «Что-то не так…» Он посмотрел вверх и увидел, что одна стропа парашюта перехлестнула купол. Владимир хотел достать нож и перерезать эту стропу, но понял, что сделать этого не успевает. Земля была уже близко. Он сгруппировался для приземления. И в этот момент очень сильно ударился ногами о землю. В глазах у него потемнело.

Спасло его то, что стропа перехлестнула не весь купол, а только его край. А еще то, что земля в месте приземления по счастливой случайности оказалась более рыхлой, чем в других местах. Весу на армейских харчах он еще не нагулял. Так что ничего себе не повредил, а только отбил пятки. Когда к нему подбежали товарищи, в глазах у Владимира слегка прояснилось.

Только для того, чтобы тут же снова потемнеть.

Потому что первой примчалась Наталья. Она быстро ощупала у него руки-ноги, чтобы убедиться, что Владимир цел. А потом обняла его и поцеловала.

Вот тут-то земля закружилась у него под ногами всерьез. Упасть ему не дали подбежавшие наконец друзья. Они обхватили его со всех сторон, затормошили, и только благодаря этому он не грохнулся под ноги своей красавице и не перепугал всех еще больше.

Витьке в тот день прыгать, понятное дело, не пришлось. И он потом целую неделю ходил и ныл, что вот он уже готовый парашютист, а не может прыгнуть из-за того, что у некоторых стропы купол захлестывают, когда не надо. Впрочем, это он так неумело скрывал свою зависть. Потому что комэска на вечернем построении выдал значки парашютиста всем кроме него. А еще комэска отметил хладнокровие и находчивость курсанта Пономарева, который в сложной ситуации сохранил самообладание и предотвратил несчастный случай, за что ему и объявляется благодарность.

Через неделю они снова прыгали, и на этот раз все прошло штатно. Витька получил наконец свой значок и успокоился.

А Владимир после того поцелуя как-то изменился.

Нет, у него по-прежнему перехватывало дыхание, когда он натыкался на внимательный льдисто-серый взгляд Натальи. Но теперь под ложечкой у него не холодело, как во время затяжного прыжка. Теперь его всего обдавало жаром так, что хоть прикуривай. А еще он потихоньку начал писать стихи…

Вообще-то стихи он писал для стенгазеты и раньше, еще когда учился в семилетке, а потом в деповской школе фабрично-заводского ученичества. А один раз его даже напечатали в многотиражке «За социалистический транспорт». Но это были совсем другие стихи.

Раньше он писал про радость свободного труда и комсомольцев-добровольцев. Теперь же слова сами собой складывались в красивые, но такие несовременные стихи о луне, такой же круглолицей, о волне, такой же льдисто-серой, о золоте волос и прочих совершенно неуместных, никак не связанных с героическими буднями вещах.