Призраки кургана - Денис Чекалов

В ответ «ребята», потрясая в воздухе копьями, булавами, а кто и просто могучей рукой, проревели нечто одобрительное и вернулись к своим тихим разговорам.

Ольгерд, машинально поглаживая конскую гриву, замолчал, и Снежана вновь заметила постоянно мелькавшую на его лице тень озабоченности, которая явно не была связана с предстоящим сражением. Наконец, он заговорил, ни к кому не обращаясь, как будто размышляя про себя:

— Неужто никогда не поживем спокойно, со всеми в мире, в ладу с собой? Вот сын вырос, а я и не заметил, с коня не слезая.

Снежана спросила:

— Сколько ж лет ему?

Тот улыбнулся.

— Да взрослый уже, шестнадцатый пошел. Хороший парень, в мастерской плотника работает, учителя своего превзошел. Как сделал резной навес над крыльцом, так смотреть приходили с дальних дворов, как будто не дерево, а тонкое кружево застыло над головой. — Помолчав, добавил: — Один он у меня, жена давно померла, так вдвоем и живем.

Он вновь задумался, и Снежана проглотила вертевшиеся на языке слова: «А что же он не с вами, не в ополчении?»

Но раз сам не сказал, значит, не считает нужным, и незачем допытываться, тем более, видно — гнетет что-то воеводу, в чем признаваться не хочет. Но Ольгерд, как будто отвечая на незаданный вопрос, сказал:

— Игорь был бы здесь, да еще до того, как стало известно о походе, отправился к купцу за лесом вверх по реке. Далеко пришлось ехать, не знаю, скоро ли вернется.

Неожиданно прервав рассказ, он воскликнул:

— Смотри, Снежана, никак дымка на горизонте клубится, дождь будет. Вот не ко времени!

Но та молчала, и, взглянув в напряженно застывшее лицо, ратник проследил за ее взглядом, вновь уткнувшись глазами в полупрозрачное облачко, еле видное на горизонте.

— Это они, — жестко сказала ведунья, снимая с запястья витой серебряный браслет с тремя удивительной красоты камнями — черным, алым и белым.

С трудом веря ее словам, воевода смотрел на стремительно увеличивающееся дымчатое пятно, казавшееся безобидным предвестником дождя. Однако он понимал, что ведунья не может ошибиться, и скомандовал отряду приготовиться.

Те, кто спешился, оставив повод своей лошади товарищу, и спустился к реке, теперь бежали, становясь в строй. Сердце Ольгерда на мгновение замерло, в какой-то момент он понял, что это действительно надвигается враг.

Облако потемнело, вытянулось, прижимаясь к земле, и мчалось к людям мерными волнообразными скачками. Внутри него сгустилась темнота, казалось, черным пятном забилось сердце неведомого зверя.

Перевалив через невысокую насыпь, единое пятно распалось на множество созданий, похожих на крупных волков. Они бежали молча, иногда, приподнимаясь, летели над землей, сверкая яркими желтыми глазами. Их неподвижный огонь был виден, несмотря на царивший вокруг солнечный свет, и оттого казался еще более страшным.

Как будто по команде, твари одновременно слегка закинули на бегу огромные вытянутые головы и, не открывая ртов, издали высокий, пронзительный и тоскливый вой.

Люди внезапно заметили, что кроме этого страшного звука ничего больше не слышно — замолк перестук дятлов, чириканье воробьев, щебет синиц, клекот коршунов, парящих в небе. Природа замерла, соприкоснувшись с чем-то, чуждым ей, отторгая надвигающуюся нежить, как будто призывая людей на помощь.

Позади приближающейся стаи, на огромном белом коне, мчался всадник в багрово-белых одеждах. Вздох ужаса пронесся среди воинов, когда они смогли разглядеть скакуна и его седока.

Подпруга стягивала местами оголившиеся ребра, глазницы на лошадиной морде были наполнены клубками шевелящихся толстых червей. Полусгнивший язык болтался в углу безгубого рта с желтыми зубами, торчащими из беловатых костей челюсти.

Конь был мертв, как и сидящий на нем человек. Глаза всадника, странно плоские и матово-черные, как будто прикрывала полупрозрачная пленка. Кожу на лице усеивали пятна тления, губы и веки превратились в лохмотья. И лишь прекрасные черные волосы густыми волнами рассыпались по плечам, отбрасываемые назад вихрем стремительного движения.

Ведунья проговорила почти неслышно:

— Лорд зомби.

Слова были непонятны Ольгерду, да и не важны для него — не ему разбираться с названиями силы, поднявшейся против войска. Он выхватил меч и крепко собрал в руке поводья, трогая лошадь и призывая сотню следовать за ним.

Согласно разработанной раньше тактике, они не спешили, не желая далеко удаляться от реки, чтобы не дать возможность противнику обойти фланги и подобраться к лучникам.

Дикий, сверлящий мозг вой теперь не прекращался ни на секунду, все более и более истончаясь, вгрызаясь в черепа, готовые, казалось, разорваться на куски от чуждой силы, бушующей внутри.

Люди и нежить столкнулись, взметнулись мечи в сильных руках, поднялись смертоносные палицы, но беда пришла, откуда не ждали — верные помощники, лошади, привыкшие к звону оружия, крикам и стонам сражающихся, испугались того, с чем встретились.

Они становились на дыбы, беспорядочно ударяя копытами по воздуху, задевали других седоков передними ногами, танцуя на задних, косили обезумевшими глазами, хрипя и роняя клочья пены.

Этим тут же воспользовались твари — они набрасывались на незащищенные тела коней, разрывая их на куски, перекусывали сухожилия, и как только те падали, принимались за всадников, не давая им подняться.

Волчьи лапы превращались в стальные крючья, которые разрывали защитную сетку, свисающую с шлема, и с тонким торжествующим возгласом монстр впивался в беззащитную шею, захлебываясь и глотая кровь.

Почти иссяк летящий над головами воинов поток стрел — лучники опасались задеть вздыбившихся лошадей, закрывших струящуюся по земле и невысоко над нею стаю.

Вдруг испуганное ржанье затихло. Кони тяжело опускались на землю, давя копытами не ожидавших этого тварей, тяжело поводя потными боками и оглядываясь по сторонам, не понимая, что привело их в состояние ужаса, не обращая больше внимания на волков, как будто перестав их видеть.

Лишь теперь стал слышен напряженный настойчивый голос ведуньи, произносящей последние слова заклинания, обращенного к Перуну:

— …Пусть будут бесстрашны и послушны руке всадника эти кони, как те, что несут по небу твою огненную колесницу, не мешая твоим рукам держать лук и стрелы, направляя их в сердца врагов, верша справедливый суд.

Она поднимала к небу маленький серебряный молот, подобный тому, каким карает грозное божество провинившихся, и такой же крошечный жернов, подобие того огромного, на котором Перун перемалывает человеческие судьбы.

Потрясенный Ольгерд закричал:

— Смотри, Снежана, я знал, знал, что дерево поможет твоим словам дойти до самого Громовержца!

И действительно, в застывшем безветрии столетний дуб зашелестел листвой, клонясь ветвями почти до земли, будто бы под напором грозового вихря. Страшный крик ненависти разнесся над застывшей на миг равниной, и Лорд, вначале безучастно наблюдающий за началом битвы, пришпорил своего мертвого коня, направляя его к ведунье.