Жорж Милославский. Время - вперед! - Юрий Ра

Набив руку на этой продукции, сваял несколько поясов в джинсы на продажу. И это уже были не изделия неведомой страны с иероглифами. Мной на рынок были выброшены рыцарские пояса с посеребренными пряжками и накладками. Похожие пояса, но попроще были вручены в собственность всем отрокам нашей спортивной секции на зависть мальцам, которые пока имели право на простой кожаный пояс без украшений. Иерархия в обществе есть причина зависти, конкуренции и стимул для личностного роста. Человек в форме за лычку на погоне готов горы свернуть. А на гражданке в это время люди готовы упираться ради почетной грамоты. Не избалован народ материальной мотивации, вся страна еще держится на моральном духе.

Тренер по физре стал формальным ведущим секции исторического фехтования, по факту моим помощником. Оказалось, что он запоминает тренировочные комплексы с оружием и отрабатывает их, когда никто не видит. Ну и со мной иногда тренируется, опять же без посторонних. Всё верно, второй год после института, авторитет сам собой не появляется. А так уже худо-бедно без меня может провести тренировку на закрепление материала. Но обычно после разминки мы делим ребят на две группы, мальцов гоняет теперь он, а я занимаюсь с отроками. Кстати, с наименованиями интересная история. Слово «малец» понятно всем, оно пошло от слова «малый, маленький», и «мальчик» еще одна производная. А вот слово «ребёнок» не так очевидно и произошло оно от «робёнка», маленького раба. Совсем другой смысл, именно поэтому в России детей при родителях называли мальцами, а робёнками были сироты. Так что я не ребенок! Да и не мужик. Какой я мужик, если мои предки казаки! Мужик землю пашет. Я мужчина — уважай себя, другие тоже будут уважать.

С родителями отношения устаканились, без выяснения оных мы пришли к формуле «они не воспитывают меня, а я не воспитываю их». Тяжело, мы порой срываемся и начинаем учить друг друга. После двух-трех безуспешных попыток переходим к конструктивному диалогу, когда стороны пытаются услышать аргументы, а не давить авторитетом. Моя мегазагруженность в школе воспринимается нормально, учусь ровно, в школу не зовут, капризничаю редко. Причем капризы теперь касаются одной темы — одежда. С одеждой в СССР беда бедучая. Шить нормальную одежду на фабриках не умеют, в ателье если умеют, то тщательно скрывают, чтоб не заставили. Каждая женщина по этой самой причине сама может сшить что-то более-менее похожее на одежду, и результат будет получше, чем на швейной фабрике. Шить на детей не умеют в принципе. Никто не умеет, потому что никто не знает, что детская одежда может и должна быть удобной. Из ребенка пытаются сделать или маленького взрослого, или симпампушку. Нытье по поводу «неудобно, не нравится, засмеют ребята, не хочу» не принимается. Нытика проигнорируют в лучшем случае. В худшем попытаются отключить звук нытика в примерочной дерганьем за руку, за ухо, за подол покупаемой одежды. То есть малыша сначала оденут в каку, а потом дернут за ухо. Он заткнется и будет счастлив.

Моя мама как все мамы, она умеет шить, любит сына, хочет, чтоб выглядел не хуже других детей. Но у нее я, а не другие дети, и вообще не дитя, а взрослый сформировавшийся мужчина. Просто это незаметно. Вот и пусть она сошьет мне зимнюю куртку по моему эскизу, а пальто мы покупать не пойдем. Уродское пальто, копирующее фасон взрослого, которое нельзя носить без ненавистного шарфа, мешающее бегать и просто наклониться. И тут самым слабым звеном был утеплитель. Синтепон не придумали, пух только в деревнях у кумушек, собирающих его в решето для набивки подушек. Овчина в краю железнодорожников и шахтеров не водится и не продается. В стране Советов вообще мало что продается, не для того мы белых били, чтоб всё продавалось. Но зато внезапно нашлись чехлы на автокресла. Пара чехлов из натуральной овчины каким-то ветром попала в поле зрения и была безжалостно куплена по моему настоянию. Мама сшила просторную прямую куртку из какого-то прочного смесового материала, хлопок с синтетикой, и натуральной подкладкой. Вставки контрастного цвета и такие же накладные карманы, погончики, воротник-стойка. Застежку-липучку в СССР еще не знали, отечественные застежки-молнии знали слишком хорошо, поэтому куртку сшили на пуговицах. Наступило время моего труда: я раскроил чехлы и сшил из них меховую подкладку, пристегивающуюся внутрь куртки на пуговицы. Схема была отработана в девяностые, когда от бедности мы с супругой шили зимнюю одежду на себя и детей таким же макаром. Вуаля, у нас получилась модная теплая удобная зимняя куртка, которой не было ни у кого во всем мире! А если учесть цвет, то вообще отпад! Революционный красный и радикальный черный — меня было не спутать ни с кем за полкилометра.

В первый же день, когда я пришел в школу в новой куртке, подошел парень из параллельного класса:

— Классная шмотка, где взял?

— Родители привезли.

— Круто, у нас таких не видел. Чье производство?

— У нас и не увидишь, издалека. Но это самопал, не фирмА.

— Сойдет, даю сотню.

— Стописят, и не факт, что родаки разрешат.

— Сто сорок, поговори со своими. Деньги есть.

— Заметано, до завтра!

Вот и думай, надо такое мне или нет? С другой стороны, пусть производитель думает, то бишь мама, готова ли она подписаться под это. Строчит всю жизнь в свободное время, у нее даже большой палец с отметкой — швейная игла в юности пробила насквозь чуть дальше ногтя. После войны с сестрой шили одежду на заказ под присмотром бабки. А сейчас только для себя и семьи.

— Мам, мне за куртку предложили в школе сто сорок рублей.

— И что, продадим, а сам ты опять в обносках ходить будешь?

— А ты такую же мне сшей.

— Думаешь, мне легко? Всю субботу убила, между прочим.

— И снова давайте считать. Четырнадцать рублей чехлы, двадцать шесть ткань и фурнитура. Итого минус сорок рублей за материалы. День твоего труда плюс день моего принесут нам при продаже сто рублей заработка. Я не знаю, как ты, но я полсотни в день еще не зарабатываю. Пааап, тебе полтинник в день платят?

— Не знаю, сына, сколько мне в день платят, надо счтитать. Сто сорок поделить на двадцать два — примерно шесть сорок в день.

— Вот так, мама, у тебя примерно такая же доходность. Решение за вами.

— Да ладно, понятно всё. Продавай, еще сошью. С чего только цену такую определили?

— Пацан предложил сто, я поднял до ста пятидесяти, сговорились на сто сорок. На базаре так обычно.

В