Огонь в итальянском сердце - Лаура Тонян

Отец привез меня в рим впервые, когда я была ещё совсем маленькой. Я влюбилась в него! Вот прямо так — влюбилась! А с возрастом полюбила все итальянское. Учила язык, традиции, смотрела итальянское кино, слушала здешнюю музыку — все это, я была уверена, лишь приближает меня к мечте. Я закончила школу на отлично, но в старших классах мне пришлось нелегко. В один прекрасный день я объявила перед всеми, что собираюсь уехать в Италию, и меня обсмеяли, посчитав чрезмерно мечтательной и глупой. Да что там! Даже мама говорила выкинуть из головы «нелепую идею». А потом, когда «питомник для подростков» был позади, превосходным учащимся, включая меня, было выделено полное финансирование. Мне прислали отнюдь немаленький список университетов и академий, куда я могла бы поступить. Я остановила свой выбор на Тор Вергата, а не на другом заведении Рима, поскольку только здесь факультет журналистики посещают ежегодно множество соответствующих профессионалов и делятся бесценными советами. А ещё — стипендия тут больше, чем в ряде других универов. А ещё — громадная библиотека на территории кампуса…

Ух, голова гудит! Никак не могу сосредоточиться. И что же мне делать с этим интервью? Никаких идей.

Ни единой.

Журналистка, черт подери…

У моей соседки по комнате — Глории Сарти — почти всегда надеты наушники поверх коротких темно-каштановых волос. Она слушает музыку громко. Невзирая на гарнитуру, я могу отчетливо слышать тяжелый рок в исполнении Hollywood Undead. Она сидит в позе лотоса на своей кровати — у окна — и бьет концом карандаша о тетрадь, о чем-то усиленно думая. Качает головой в такт музыки, кусает в задумчивости губы. Она не подняла на меня глаз с того момента, как я вошла в комнату — прошло уже больше получаса. Я рисую в блокноте цветочки и звездочки, молюсь своему мозгу, чтобы он подкинул решение.

Фактически в моей голове очень много мыслей, но все они разлетаются в разные стороны, не желая воссоединяться. Но ведь они являются частями одного целого — грандиозного замысла. Все становится несколько хуже, когда разражается зажигательной мелодией мой телефон. Я бы и рада не взять трубку, но это мама. Если игнорировать ее звонки, случится катастрофа.

— Szia, edes!*1 — приветствует мама, не сдерживая эмоций, стоит мне приложить смартфон к уху.

Я живо переключаюсь на родной язык.

— Привет, мамуля, — мой голос куда бесцветнее.

Мы говорим фразу «Как твои дела?» одновременно. Она посмеивается, и слышно, что занята обедом на кухне: до моего слуха доносятся звуки работы с домашней утварью. Я отвечаю первая:

— Все хорошо, но, ты же знаешь, предучебный сентябрь*2 всегда волнительный. А ещё это задание…

Она интересуется с набитым ртом:

— Что ещё за задание, малышка?

По правде говоря, я и не сразу поняла ее вопроса. А теперь думаю, стоит ли все объяснять в подробностях. Но, пока я размышляю об этом, мой рот уже начинает говорить. Я все болтаю и болтаю, даже удивительно, что мама ещё не раззевалась и не отключилась — как бы, случайно. Закончив, я слушаю равномерное дыхание матери в трубке и никак не могу избавиться от представлений, как крутятся винтике в ее голове. Через минуту она, наконец, выдает:

— Милая, ты просто помни, если тебе тяжело…

Вспомнив вдруг неделикатность сеньоры Корсини, я так же перебиваю маму — на полуслове.

— Как бы тяжело ни было, я не сдамся! Да и ничего такого здесь нет, — морщу носом от обиды. — Ну, мам, — тяжелый вздох, — я просто хотела выговориться, но не услышать в ответ то, что и сама знаю. — Сжимаю пальцами переносицу. — Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что вы с папой мечтаете о моем наискорейшем возвращении. Но я буду учиться дальше, ты понимаешь?

Могу поклясться, если руки у нее свободны, она, как обычно, вскинула их вверх в знак поражения.

— Понимаю, понимаю, я просто сказала…

— Ну, конечно… И так каждый раз!

Я облокачиваюсь на спинку кровати, прижимаю рукой к животу подушку. Да, мне это все не нравится, и вряд ли мое лицо можно назвать счастливым или вроде того. Я немного устала. После окончания первого курса уехала домой, и два месяца там только и приходилось, что выслушивать сетования отца о нашем итальянском мини-вояже. Он, якобы, очень расстроен тем, что показал мне Рим. Говорит, не будь этого, все сложилось бы иначе… Устала. Просто устала.

На мой негодующий выпад маме остается лишь вздохнуть, что она и делает, продолжив готовить обед.

— Ладно… — я намереваюсь проститься, но единодушно со мной мама с энтузиазмом изрекает:

— Джакоб обещал приехать на выходные! Он сказал, что если тебе понадобятся деньги…

Улыбаюсь, поскольку брат всегда заботится обо мне, но, в отличие от родителей, никогда не давил и даже не пытался так поступать.

— Знаю, но у меня все в порядке с работой в кофейне, — я веду пальцем по покрывалу на кровати, а губы медленно растягиваются в довольно широкой, но грустной улыбке — я скачаю по Джакобу. — Не переживайте за меня, пожалуйста.

Через минуту, наполненную молчанием, маме все-таки удается выговорить, наверное, через слезы:

— Люблю тебя, моя большая девочка. — Как бы я ни обожала итальянский язык, как же мне нравится разговаривать с родными на венгерском.

Помогает не забывать о своих корнях. С момента начала изучения итальянского я стала даже думать на нем.

— И я вас люблю.

Мы заканчиваем разговор на приятной, но немного печальной ноте. Я оглядываюсь на Глорию, удивленно отметив, что она больше не увлечена музыкой, хотя та до сих пор играет в наушниках. Только они сейчас лежат у нее в ногах. Я бросаю смартфон рядом с собой и вопросительно веду плечами.

— Что такое?

Глория отзывается тут же:

— У тебя что-то случилось?

Усмехаюсь, захватив прядь светлых волос на затылке.

— Тебя раньше это никогда не интересовало. Надеюсь, — я указываю на свой телефон пальцем, — не сильно тебя потревожила?

Она машет рукой и смешно морщится.

— Прекрати, умоляю! — эмоциональная Глория вскакивает на ноги и принимается собирать в свой мальчиковый рюкзак вещи. — Меня мало что может действительно побеспокоить!

Она машет рукой в мою сторону, отпивает, вероятно, давно остывший кофе из кружки с изображением далматинцев.

— Мне, честно говоря, — дополняет Глория почти отрешенно, — не очень любопытно, что у тебя стряслось, просто обычно ты такая активная, порядок наводишь или учишься, а сегодня…

Сложив одежду, безделушки, книги и плеер в сумку, она поднимает на меня взор шоколадных глаз.

— Не обижаешься на мою прямолинейность? — Глория опустила уголки губ вниз, напряглась.

Я прикусываю щеку изнутри и, выставив правую ладонь перед собой, легко машу ей в отрицании.