Она назначает жертву - Сергей Майоров

Юрист первого класса хотел закричать, но все происходило настолько стремительно, что он даже не успел напрячь голосовые связки.

Звук выстрела отразился от стен, гильза ударилась в угол, отскочила от него и запрыгала по полированному дереву. Она немного успокоилась, уверенно покатилась по столу, умело лавируя между преград, расставленных на ее пути: канцелярского набора и пепельницы, достигла края, перевернулась и упала на пол.

За те десятые доли секунды, пока это происходило, юрист первого класса Журов успел только открыть в совершенном изумлении рот и начал оседать. Материя его мундира на левой стороне груди, прошитая насквозь пулей калибра 7,62 миллиметра, стала стремительно пропитываться чем-то темным. Пятно расползалось неровно. Так промокает половая тряпка, пересушенная на батарее, а потом брошенная на пол, залитый водой.

Мужчина продолжал смотреть на агонию. Исчезновение пятен с его лица свидетельствовало о том, что он не испытывал ни удовлетворения, ни отвращения. Так трудится над вычислением среднего заработка служащих главный бухгалтер какого-нибудь закрытого акционерного общества.

Прокурор отдела по надзору за соблюдением федерального законодательства Журов уселся на пол. Глаза его еще продолжали отражать жизнь, но взгляд был направлен уже не на убийцу, а куда-то в сторону огромного засыпного сейфа, стоявшего у стены напротив стола.

Через мгновение его левое веко дернулось, как от нервного тика. Словно кто-то выключил рубильник внутри прокурора. Рука Журова дрогнула, свет в глазах погас. Голова, уже не удерживаемая шеей, свалилась набок.

Мужчина оценил результат своего труда, тряхнул головой, сунул руку с пистолетом за пазуху и вышел в коридор. Кажется, звук выстрела никого не обеспокоил. Где-то продолжал работать принтер, распечатывая очередное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. В приемной секретарь прокурора объясняла что-то людям, ожидавшим его.

Мужчина пропустил взглядом табличку с номером 36 и направился к той, на которой горели цифры, указывающие на его возраст, — 38.

«Прокурор отдела по надзору за исполнением ФЗ Юрист 3 класса Хотынцев П. С.».

Ручки в кабинетах были одинаковые. Хрустели они так же, как их сводные сестры, — с металлическим клацаньем, сочно, словно отказывали посетителю в просьбе в тот момент, когда он еще не переступил порога.

— Это что за явление?

Раздражение встречало мужчину в каждом кабинете. Ему становилось ясно, что люди, работающие в этом здании, не любят, когда их тревожат, не предупредив заранее.

За столом сидел молодой человек, лицо которого расплывалось от удовольствия, вызванного какими-то причинами, ведомыми лишь ему. Только это, наверное, мешало господину Хотынцеву встать и выбросить наглого посетителя за дверь. Что же касается удовольствия, то оно здесь присутствовало и пахло духами «Опиум».

Напротив Хотынцева сидела сотрудница прокуратуры по фамилии Голощекина. Ее собственный кабинет был следующим по коридору. Она устроилась напротив Хотынцева и не успела убрать с лица улыбку точно так же, как и хозяин данного помещения.

Визитер уже привычно впился взглядом в погоны Хотынцева и убедился в том, что руководство не обошло своим вниманием и его. Третья сияющая звездочка на синем, отливающем новизной погоне свидетельствовала о том, что на табличке, укрепленной на двери кабинета, цифру 3 пора менять на меньшую.

— Вы в магазине, что ли? — рявкнул, краснея щеками, новоиспеченный юрист второго класса. — Кто такой?

Если бы не истерический, оглушающий все и вся визг Голощекиной, то, быть может, мужчина спокойно доделал бы свои дела в прокуратуре города Старооскольска и вышел бы оттуда так же беспрепятственно, как и вошел. Но этот крик разрезал тишину всего третьего этажа, прошелся по второму, спустился на первый и заставил обоих полицейских на входе похолодеть душой и поднять головы к потолку. Когда в легких закончился воздух, Голощекина набрала его и снова завопила.

При появлении «ТТ» прокурор Хотынцев так же, как и Журов, успел лишь вскочить на ноги и отпрянуть. Удар пули в грудь добавил ему ускорения, и он локтем снес с подоконника подрастающую драцену. Пальма перевернулась кроной вниз, сломалась, и из-под стола веером рассыпалась сухая земля.

Женщина кричала и дергала перед собой руками так, словно ее завели ключиком. «ТТ» дернулся в руке мужчины еще раз, и крик прервался на самой высокой ноте. В кабинете при закрытых окнах кисло пахло сгоревшим порохом и сладко — «Опиумом». Перемешавшись, запахи дали стойкий аромат неприятностей, которые неминуемо должны были закончиться трагедией.

Она состоялась.

Хотынцев попытался подняться на ноги, схватился рукой за стол, но вторая пуля вошла ему в голову над левой бровью. Результат такого попадания был просто жутким.

Куски чего-то белого вперемешку с бордовым врезались в оконное стекло. По пластиковым рамам стала медленно стекать студенистая масса. Вид ее был ужасен, отвратителен, но мужчина ничем не выдал своего волнения, даже не попятился назад.

Наполовину обезглавленный Хотынцев, уже мертвый и не такой грозный, тотчас свалился под стол. Оттуда не доносилось ни звука. Нога, обутая в ботинок с надписью «Salamander» на подошве — мужчина ясно прочитал это слово, — перестала сучить и размазывать по полу черную кровь.

Убийца перевел взгляд на женщину. Кричать она уже не могла. Пуля вошла ей в живот, и теперь из ее груди вырывался лишь стон боли и страха. После выстрела Голощекина так же, как и ее коллега, терла пол подошвами высоких сапог. Юбка, и без того короткая, заползла к поясу, и теперь стрелку было хорошо видно ажурное белье. Женщина не могла совладать с болевым шоком и сползла со стула. Ее юбка окончательно потеряла свое предназначение. Теперь казалось, что на ней нет ничего, кроме этой белой блузки, окровавленной посередине, чулок на резинках и белых, соблазнительных трусиков, которые на глазах становились бурыми. Из-под ног женщины расползалась прозрачная пузырящаяся лужа.

— Ты уж прости, — сухими губами проскрипел мужчина, надеясь, что сотрудница прокуратуры его слышит.

Он поднял пистолет и заглянул в распахнувшийся женский рот. Из него вылетел безмолвный крик, молящий о пощаде, или же проклятье. Убийце, впрочем, это было безразлично.

Он нажал на спуск, стараясь попасть в сердце. Наблюдать второй раз за тем, как с треском разлетается черепная коробка, ему не хотелось. Одно дело, когда в гробу лежит мужчина, и другое — женщина. Смерть не должна изувечить ее.

Тело под ним дернулось, и голова рухнула на пол. Ноги же, затянутые в черные чулки, продолжали трястись, словно в сердце вошла не пуля, а заточенный провод высокого напряжения.

Наверное, это была не месть и не ярость, когда он стрелял в нее в третий раз. Так вот выглядела самая ужасная помощь одного человека другому, когда первый старается уберечь второго от мучений.

Стройные точеные ноги, залитые кровью, дрожали так, словно в тело жертвы кто-то вогнал еще один провод. Стараясь не смотреть на это, мужчина вывалился из кабинета, пахнущего смертью, в коридор. Он уже не пытался скрыть, что в руке его находится пистолет.