О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров

В такие секунды Арсению Андреевичу казалось, что он почти выздоровел, он даже коротко наслаждался – до того момента, пока не понимал, что из глаз текут слезы. Это было фу!!! фу! – недостойное его каменного стержня, гранита, из которого он весь состоял. В камнях нет слез… Он отстранял Верочку и властно велел уходить.

Иратов, пытаясь самостоятельно выяснить, что с ним происходит, часами рыскал в Интернете, отыскивая, благодаря совершенному английскому, статьи на профессиональных медицинских европейских сайтах по его проблематике, изучал белок G, химию расстройства, средства блокировки адреналина, но, углубляясь в медицинскую терминологию, все отчетливее осознавал, что единого лечения от таких состояний просто не существует. Для него стало откровением, что множество великих людей почти не выходили из дому, мучимые паническими атаками десятилетиями, умирая в одиночестве, и, вероятно, ему, придавленному страхами, также суждено скончаться в четырех стенах лишенным полноценной жизни.

Иратов говорил с Верочкой:

– Не хочу, чтобы ты тратила свою жизнь на мое безумие!

– Ты не безумен…

– Все равно, я инвалид.

– Я твоя жена.

– Нет, мы не в браке и клятвами не обременены!

– Иратов, не будьте гадом!

– У тебя еще будет судьба! – Он протягивал свои красивые руки с длинными пальцами к лицу Верочки и гладил ее по щеке. – Все будет, поверь мне!

Она переставала сопротивляться и больше такие диалоги не поддерживала, уходила к себе наверх и, роняя слезы, думала, как помочь любимому человеку. Готовила плов…

Скорее всего, еще недавно сильный, статный красавец, светский лев, Иратов, вполне возможно, зачах бы гордым цветком, засушив ненароком и Верочку, но в один из печальных дней ему позвонил из Израиля партнер по старому, почти погибшему бизнесу по перепродаже сапфиров.

Выслушав коротко трагическую историю иратовского недуга, партнер ограничился всего несколькими фразами в ответ:

– Вы же знаете, что по образованию я врач?

– Кажется, ревматолог, – вспомнил Арсений Андреевич.

– Специализация здесь не важна. Я вам так скажу, мой дорогой: счастье, если человек нашел свою таблетку, поймите – счастье!!! Большинство не находят своей таблетки, не находят!!! А вам Господь ее открыл! Аллилуйя!

– Но наш невролог сказал…

– На свете много дураков и плохих врачей, гоните от себя шарлатанов и не путайте силу воли с идиотизмом, могущим привести к гибели! Когда придете в себя, поговорим о деле. Есть у меня сапфир…

Иратов перестал слушать израильского партнера, в его мозгу вдруг вспыхнули мощным разрядом молнии, потом пролился дождь и затопил вселенским потопом мозги, очищая правильную мысль от шелухи заблуждений и бесплодных исканий. Арсений Андреевич бросился к письменному столу, подергал за ручку ящика, наконец открыл его, отыскал свои старые таблетки, выдавил из упаковки две и закинул в рот…

Первый раз за три месяца он спал глубоко и безмятежно, а наутро проснулся совершенно свежим, с просветленной головой и наполняющимся былой силой телом. И какая-то невероятная радость охватывала все его существо. Так тяжелобольной человек, страдающий страшным недугом, находящийся на пороге смерти, вдруг выздоравливает и вместо обещанных недель получает от жизни десятилетия. Его последующие ощущения сродни детским, на что ни взгляни: будь то листик на дереве, облако, обыкновенный луч солнца, всякая недостойная мелочь – всё это открытия мирового значения, с той лишь разницей, что человек не должен осчастливливать ими человечество: счастье лишь для тебя, оно только твое!

Иратов улыбался небу, шепча слова благодарности, а потом закричал во все горло, как кит затрубил, сообщая миру, что он самый большой на свете, самый сильный и вследствие этого фонтанирующий человеколюбием и щедростью желания поделиться новой, могучей энергией!

– Я буду жить! Жить!!!

А потом он долго брился, ощущая ноздрями запах пены, лосьона после бритья, щиплющего кожу. Вымыл голову и тщательно расчесал волосы, такие черные, как немецкая краска «Хаммерайт», с блескучим отливом. Поглядел на себя в зеркало и слегка расстроился из-за излишней полноты, появившейся за время болезни. Но он знал, что через две недели от избытка плоти он избавится с помощью игры в теннис и плавания.

Ему захотелось есть, и впервые за долгое время тело его не дрожало в предвкушении обильной пищи. Иратов натянул молодежные джинсы с дырками, кричащую своим слоганом майку «I love KGB», надел кеды на босу ногу и помчался на Верочкин этаж по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки…

После обычной яичницы, гренок и кофе он любил счастливую Верочку долго и нежно.

– Мой демон! – шептала она. – Вернулся…

Они были единым целым до полудня, потом, счастливые, слегка уставшие, разъединились, вспомнив себя, и принялись строить планы на жизнь. Театры, выставки, поездки в дальние страны, спорт… Они напланировали на две жизни, но сначала договорились поужинать в маленьком грузинском ресторане, недалеко от Старого Арбата.

Он вернулся к себе в квартиру, прошел в кабинет, ощущая себя Давидом, победившим Голиафа в себе самом. Мысли повелительно завертелись в направлении созидания, и он набрал номер телефона брокерской конторы, находящейся в Швейцарии, клиентом которой являлся. Прослушав биржевые сводки, изменившиеся за время его отсутствия, он сделал несколько распоряжений о продажах энергетического сектора и приобретении европейских облигаций. Также были выставлены опционы на валютные пары развивающихся стран.

Между деловыми звонками объявилась Верочка с вопросом:

– Что же делать с пловом? Целый казан…

– Отдай консьержу. Впредь только здоровая еда!

Соединившись с израильским партнером по скайпу, он поинтересовался информацией о сапфире.

– Пришел в себя? – хмыкнул партнер.

– Спасибо, Роберт!

– Не благодари! Ты мне нужен больше, чем я тебе.

– О’кей, я твой должник.

– Так вот, есть сапфир с наилучшими характеристиками. Если бы ты видел, какой цвет, мамуля моя дорогая! Я понимаю, что ты отошел от камней…

– Что с весом?

– Двадцать восемь карат.

– Ого…

Бизнес с драгоценными камнями давно не интересовал Иратова. Огромная конкуренция, серьезные риски много лет назад отвратили его от слез земли. Так он называл бриллианты, сапфиры и изумруды – слезы земли. Тем не менее он поинтересовался у Роберта ценой на сапфир, услышав ее, спросил про дисконт. Предложенные компаньоном пятнадцать процентов его устроили – с условием, что камень со всеми бумагами завтра будет в Москве.

– Деньги перечислю тотчас!

– Покупаешь? – изумился партнер.

– Да.

Арсений Андреевич отлично понимал, что сейчас не время приобретать драгоценности, но решился на покупку не ради будущей прибыли – он сделал одолжение своему партнеру, скорее долг вернул, расплатился за чужую мудрость, ну и, конечно, этот сапфир предназначался для Верочки – за бескорыстие и любовь.