Академия вампиров. Кровные узы. Книга 5. Серебряные тени - Райчел Мид

Но возможность поговорить с людьми – это и впрямь было заманчиво. Естественно, Зоя и мой отец не стояли в начале списка персонажей, которых я жаждала увидеть, но меня заинтересовал увеличившийся масштаб того, что мне предложили алхимики. Жизнь вне постылой камеры!

– Что я должна делать? – спросила я.

– То, что тебе уже известно, Сидни, – откликнулся голос. – Признай свою вину. Покайся в грехах и скажи, что готова спастись.

У меня едва не вырвалось: «Мне не в чем каяться!» Вот что я отвечала им постоянно – во время каждого допроса. Раз сто, а может, и тысячу. Но мне стало любопытно. Тюремное свидание означало, что алхимикам придется отключить ядовитый газ, верно? А если я избавлюсь от воздействия препарата, то буду видеть сны…

– Я говорю эти слова и вы устраиваете мне встречу с родными? – уточнила я.

В голосе послышались сдержанное раздражение и снисходительность.

– Не сразу, Сидни. Поощрение еще надо заслужить. Но ты перейдешь к следующему этапу исцеления.

– Перевоспитания, – подытожила я.

– Ты говоришь таким тоном, как будто это нечто плохое, – произнес голос. – Мы хотим спасти тебя, Сидни.

– Спасибо, не стоит, – заявила я. – Я начинаю привыкать к своей клетке. Будет жаль ее покинуть.

Я напряглась. Проблема заключалась в том, что с первого момента «сознательного» перевоспитания начинались настоящие пытки. Конечно, физически это было не столь тяжело, как пребывание в камере-одиночке, но направлено все будет на управление моим разумом. Суровые тюремные условия являлись фундаментом, который должен был заставить меня почувствовать себя слабой, беспомощной и податливой. А уж затем алхимики будут стараться на славу и попытаются изменить меня целиком и полностью. В результате после завершения перевоспитания я рассыплюсь перед ними в благодарностях…

Но я не могла отмахнуться от их предложения – ведь в таком случае я буду нормально спать и видеть сны! Я сумею найти контакт с Адрианом и прорвусь еще дальше, как минимум узнаю, что он в порядке… если меня не разрушит перевоспитание. Увы, я могла лишь предполагать, какие психологические приемы тюремщики используют в моем запущенном случае, но стопроцентной уверенности у меня не было. Выдержу ли я новые? Уберегу ли собственный разум или меня настроят против всех моих принципов и против тех, кого я люблю? Вот в чем заключался риск ухода из камеры. Кроме того, я не сомневалась, что у алхимиков есть препараты и методы, давящие на мозг, и подопытный просто усваивает все, что нужно. Хотя я, пожалуй, защищена от этой опасности, поскольку еще на свободе я регулярно колдовала… но какой-то риск в моем случае все-таки имелся. А еще меня очень беспокоило, что я окажусь уязвимой. Единственный известный мне способ защититься от принуждения заключался в изготовленном мною снадобье. Я успешно применила средство на одном человеке – но не на себе.

Дальнейшие размышления мне пришлось отложить: меня затопила усталость. Видимо, на сей раз разговор был закончен. Я понимала, что сопротивляться бесполезно, и растянулась на полу, отдаваясь во власть вязкого сна, погребающего мысли о свободе. Но прежде чем препарат меня отключил, я мысленно произнесла любимое имя, используя его в качестве талисмана, дарующего мне силу и надежду.

Адриан!..

* * *

Когда я очнулась, то обнаружила в камере еду. Это была обычная овсянка, которая продается в коробках и заливается кипятком. Думаю, в ней содержались витамины и микроэлементы, снабжавшие мой организм небольшим количеством энергии. Однако назвать еду горячей было бы преувеличением: овсянка оказалась чуть-чуть теплой. Вероятно, алхимики решили, что заключенному незачем наслаждаться аппетитными блюдами. Но, несмотря на всю безвкусность кашицы, я механически ее хлебала, помня, что мне понадобятся силы, когда я обрету свободу.

«Если я выберусь отсюда».

Предательская мысль возникла прежде, чем я успела ее подавить. Давнишний страх незаметно подтачивал меня изнутри. Меня снедала пугающая вероятность того, что меня будут держать здесь вечно и я никогда не увижу тех, кого люблю: Адриана, Эдди, Джилл… никого из них. И я никогда не буду колдовать. Никогда не прочту ни единой книжки. Вот что причинило мне сегодня особенно сильную боль: хотя мечты об Адриане и скрашивали мое существование, я готова была пойти на убийство, лишь бы получить возможность почитать! Все, что угодно, даже глупый макулатурный романчик! Я бы с радостью проглотила журнал или брошюру – тогда тьма и стальной женский голос были бы мне нипочем.

«Соберись, Сидни, – приказала я себе. – Ради себя. Вытерпи – ради Адриана. И подумай, на что бы он пошел ради тебя?»

Верно! Где бы он ни находился – оставался ли в Палм-Спрингсе или куда-то переехал – я не сомневалась, что Адриан никогда меня не предаст. Значит, мне необходимо ответить ему тем же. Надо готовиться к тому моменту, когда мы будем вместе, – и надеяться на воссоединение.

«Centrum permanebit». Латинские слова прозвучали у меня в голове, укрепляя меня. В переводе они означали «центр устоит» – и были отголоском стихотворения, которое мы с Адрианом однажды прочли вместе. «Теперь центр – это мы, – подумала я. – И я устою во что бы то ни стало».

Я завершила свою скудную трапезу и попыталась ополоснуться над крохотной раковиной в углу камеры, ощупью найдя место, где она располагалась – как раз рядом с унитазом. Настоящая ванна или душ были исключены (хотя мои тюремщики пытались использовать их как приманку), и я ежедневно (по крайней мере, убеждая себя, что уже наступил день) обтиралась грубым куском ткани, намоченным в ледяной воде, от которой пахло ржавчиной. Какое унижение! Я знала, что алхимики наблюдают за мной через инфракрасные камеры, но тешила мыслью, что сохраняю человеческий облик и не зарастаю грязью. Я не доставлю своим тюремщикам такого удовольствия. Я останусь человеком, хоть именно этот пункт и служил основой для всех обвинений, которые против меня выдвигались.

Приведя себя в относительный порядок, я свернулась у стены калачиком, стуча зубами и дрожа от холода. Моя мокрая кожа еще не высохла. Смогу ли я когда-нибудь согреться?

– Мы побеседовали с твоим отцом и сестрой, Сидни, – внезапно объявил голос. – Они очень переживали из-за того, что ты не пожелала с ними встретиться. Зоя плакала. Ты причинила им боль, Сидни.

Я поморщилась, жалея о том, что подыграла алхимикам. Теперь они вообразили, что тактика с использованием моих родных дала веский результат. С чего они предположили, будто мне захочется сближаться с людьми, которые меня здесь заперли? Единственная родня, с которой я хотела бы увидеться, – мама и старшая сестра. Но они наверняка не числились в списке избранных, допущенных к алхимическим тайнам, особенно если мой папа добился своего в процедуре развода. Вот о разрешении этой проблемы мне действительно хотелось бы что-то узнать, но я не собиралась демонстрировать свою слабость.

– Разве ты не сожалеешь о том, что причинила им боль, Сидни? – бубнил голос.

– По-моему, Зое и папе следует сожалеть о той боли, которую они причинили мне, – вырвалось у меня.