Имя потерпевшего - никто - Александра Маринина

У Марининой нет открытого разговора о самоощущении женщин вмужском контексте. Только один раз прямым текстом Настя говорит о «половомшовинизме» в русском языке, но не в целях феминистского протеста, а лишь длятого, чтобы разгадать криминальную загадку. В романе «Призрак музыки» жертву(женщину) убили по ошибке. «Заказали» владельца машины, киллер слово «владелец»понял в широком смысле, а заказчик имел в виду в узком, как слово мужскогорода. Этот языковой шовинизм просто констатируется без особых комментариев.

Автор соблюдает «условия контракта» с читателем и неразочаровывает его. Детектив – высококодифицированный жанр с жесткой формой ителеологической фабулой. Но жанр детектива характеризуется двойственностью, егоцель – разоблачение, разъяснение, и он держится на недосказанном. В центретекста лакуна, поскольку отсутствует рассказ о самом преступлении. Этонарративное умолчание особенно остро ощущается в «Седьмой жертве», когда речьведется с точки зрения жертв и рассказ обрывается до убийства, оставляяпортреты персонажей какими-то незаконченными. Эта «черная дыра», вокруг которойстроится текст, напоминает женское начало, поскольку суть «женского» трудноуловима,постоянно ускальзывает от определения, составляет «принцип неопределенности».«Женское» играет роль не только на чисто тематическом уровне. Каждый персонаж вроманах узнаваем, но тем не менее пределы между ними, бывает, размываются. Дажеу Насти несколько двойников: Татьяна, Леша, брат Саша. Автор подчеркивает, чтоони с последним внешне очень похожи, это Настин мужской alter ego, как замечаетК. Т. Непомнящи.

Тема двойника довольно часто встречается (интрига романа«Чужая маска», например, полностью зиждется на этой теме), и в данном случаевнешность – самая важная категория. Это отражает размытость личности впарадигме нового общества. Детективный жанр приобщает нас к «эпохе сомнения», окоторой писала Н. Саррот. Все могут быть преступниками, поскольку внешнепреступник ничем не отличается от не-преступника. Уже в первых романах естьразмышления по этому поводу, например, в «Стечении обстоятельств», когда Настеприходится проводить по нескольку часов наедине с киллером. «Настя вглядываласьв лицо своего собеседника и удивлялась его обыкновенности и своеобразнойпривлекательности. Кто там говорил о пустых и холодных глазах убийц? Нормальныймужик, с нормальными глазами, с приятной улыбкой». Это стало общим местом вдетективном жанре. Вообще каждый персонаж в мире детектива может оказатьсяпротивоположностью тому, чем он кажется. Спокойный пенсионер может бытьначальником преступного бизнеса (Арсен в «Стечении обстоятельств»), «толстаякорова» может быть известной писательницей и т. д. Жертва может оказатьсяубийцей, убийца – жертвой, более того, сам сыщик может оказаться и тем идругим, но чаще всего жертвой, если речь идет о женщине.

Здесь гендерные признаки играют немаловажную роль. В такомименно случае слабость Насти подтверждает эту взаимозаменяемость сыщика ижертвы, когда она часто оказывается в роли потенциальной жертвы, как, междупрочим, и Татьяна. В романе Марининой «Седьмая жертва» они обе под угрозой и незнают, на кого из них она обращена. Убийца заметил Настю во время телевизионнойпередачи и выбрал ее за интеллектуальные качества. Чаще всего Настя оказываетсяв ситуации жертвы, когда она «наряжена» в сексапильную женщину. Тему нечеткостиличности иллюстрирует подход Насти к своей внешности. Собственное тело служитдля нее «объектом творчества», поскольку это материал для создания разныхперсонажей, как правило, красивых женщин. Она наряжается, красится, лепит изсвоего тела новое, неузнаваемое. Настя «надевает» женственность, как чужойнаряд, и превращается из гадкого утенка в прекрасного лебедя, из замарашки – вЗолушку.

Если детектив – излюбленный женский жанр, то это, наверное,потому, что он зиждется на игре с видимостью (apparences) и с масками. Помнению Бодрийяра, сущность женского выражается в «стратегии видимости» и в игресо знаками женственности в целях соблазна. Но в случае Насти игра с масками и свнешними атрибутами женственности не ради соблазна, а лишь в рамках работыдетектива и в целях разоблачения виновного. Это даже может дойти до физическойблизости с ним, как, например, в «Игре на чужом поле» с преступнымкинорежиссером Дамиром, но голова Насти всегда трезва. Тело – инструмент, и вэтом его использовании оригинальность образа Насти. Только в «Седьмой жертве»пробуждается в Насте «женское» желание соблазнить своего мужа, когда онапонимает, что убийца хочет убить именно ее, не Татьяну. Близость смерти меняетее психологию, но и это в порядке исключения. Интересное объяснение дает С.Кузнецов, написавший, что Настя не желает воплощаться, не желает выглядеть,«но, живя в эпоху визуальной культуры, когда предъявлять себя необходимо, онавсе равно вынуждена это делать, пусть мучительно и болезненно. И это, на мойвзгляд, также является определенной фигурой для описания переходного положениясоветского интеллигента-интроверта, сформированного семидесятыми годами, вновой культуре, где он должен презентироваться – не хочет, но должен».Наступило время, где господствует иллюзия, спектакль. В этих превращениях Настикак нельзя лучше передается зыбкость «женского начала» и «нового мира», вкотором происходит действие романов – в современной России.

Мир современного детектива – зыбкий и неустойчивый мир, вкотором исчезают четкие, устойчивые ориентиры, теряются традиционные критерии,нравственные и социальные. Детектив является идеальным художественным жанром вэпоху потери равновесия, когда земля уходит из-под ног. Современная Россия –это страна чудес, но далеко не всегда положительных.

Маринина вводит читателя (по крайней мере, западного) в мирыему недоступные. Он узнает правила функционирования разных заведений и иныхмиров – Петровки, 38, властных структур, издательств и мира кино, мира «новыхрусских» и мафии и т. д. Традиционная реалистическая функция детектива,рассказывающего о своем времени и фиксирующего социальные сдвиги, сочетается сдидактической и нравоучительной, что является характерной чертой советскогодетектива. Заметим, что это вообще черта соцреалистической литературы в ееортодоксальных образцах. Как разобраться в новой действительности? Как выжитьсемидесятникам в мире девяностых, в мире «перетасованных судеб и капиталов», т.е. мире сплошной инверсии? Что думать о новых явлениях? Как говорит самаМаринина, она не пишет с точки зрения преступника, поскольку считает, что«детектив – это возможность для человека солидаризироваться с силами добра».Если она дает слово преступнику, то для того, чтобы выявить его психологию,чтобы не оставить никакого необъясненного пункта, но совсем не для того, чтобыизвинить его или смягчить его вину.

Как подчеркивают многие критики, марининский мир близок ксказке. И. Овчинников пишет о «полусказочности марининского дискурса» (нестолько дискурс сказочен, сколько персонажи); по мнению К.Т.Непомнящи, детектив– это «сказка для взрослых», поскольку заранее известно, что он завершаетсяхеппи-эндом, ибо убийца всегда найден и наказан. Налет сказочности позволяетчитателю смириться с грубостью мира, в котором он сам живет. Чернуха остаетсяза рамками произведения, но проникает через щель убийствами и предательствами.Нет тяжелой и грубой физиологии (как, например, в детективах Г. Миронова), языкнейтрален (нет жаргона, как, например, у Бушкова и у большинства авторовтриллеров), это «смягченный, женский» вариант детектива.