Двое из будущего - Максим Валерьевич Казакевич

никаких посадок, только стриженый газон и плодовые деревья. И кусты малины вдоль забора. Миха не любил ковыряться в земле, да и времени для этого не оставалось. Дела бизнеса поглощали с головой.

Друг закатил Крайслер в гараж. Я выполз из прохладного салона в полумрак помещения, и пока он затворял ворота, распахнул багажник. Там обязательно должны были быть продукты и разное барахло для отдыха.

— Ого, ну ты набрал, — присвистнул я, осматривая развалы пакетов, и не зная за какой из них хвататься первым. — Куда столько нахапал?

— Так надо, — ответил Мишка, заныривая головой в необъятное нутро. — Так, держи вот это, это и это. Неси на кухню. Потом еще раз придешь.

— Зачем так много? Пожалей мою печень! — возмутился я в свою очередь, но, тем не менее, потащил объемные сумки на кухню. Там поставил их на стол и вернулся в гараж. Миха тоже унес часть продуктов, так что в багажнике остались лежать лишь два небольших рюкзака. Их я и схватил, намереваясь вытащить, и едва не надорвал пупок. Рюкзаки оказались очень тяжелыми.

— Э-э, поаккуратней тут, — остановил меня подошедший Мишка. — Тяжелые.

— Я понял, — прокряхтел я, вызволяя один из рюкзаков из черного зева машины. — Я тебя там, что — кирпичи?

— Ага, — уклончиво кивнул друг, — неси в дом. В коридор в уголок положи.

А рюкзак и в самом деле весил как пудовая гиря. Что-то металлическое постукивало в его внутренностях. Аккуратно бросив его на пол, потер мазолистую ладонь. Вот и Миха притащил второй рюкзак и, отдуваясь, поставил его рядом с моим.

— Фу, зараза, тяжелый.

— Ага, а что там?

— Золото, — простодушно ответил друг и как-то неопределенно махнул рукой.

— Золото, бриллианты? Закрытый перелом? — поддержал я шутку фразой из «Бриллиантовой руки» и улыбнулся. Понял, что друг не хочет раскрывать мне содержимое рюкзаков. Это его право и потому я совершенно не обиделся.

Последующие несколько часов мы потратили на растопку баньки, на нарезку и «сервировку» продуктов. Еще Миха позвал меня сходить к одному мужику и притащить от него газовые баллоны с кислородом и пропаном и шланги с горелкой. На мой вопрос «зачем» последовал ответ — «завтра увидишь». Под пыткой друг не раскололся, и потому пришлось до утра запастись терпением. Что ж, тогда сначала банька с непременным нырянием в сборный бассейн, потом пивко с богатой закуской и баиньки. Свежий воздух на даче, окруженной густым хвойным лесом, только способствует крепкому сну.

Утром, после завтрака, пока подключал шланги к газовым баллонам, я задал Мишке вопрос:

— Колись, зачем баллоны? Что резать будем?

— Не резать, оплавлять. Убирать опознавательные знаки с золота, — простодушно ответил друг.

— С какого золота?

Я ему не поверил вчера про золото в рюкзаках, да и сейчас принял его слова за неудачную шутку. Но оказалось, что Миха говорил серьезно. Вместо ответа он притащил те самые два тяжеленных рюкзака и вжикнул молнией.

— Фига себе, — только и смог я ответить. В рюкзаках действительно лежал благородный металл. В банковских слитках различных весовых категорий. От ста грамм до килограмма.

— А ты не верил, — укорил он меня.

— И сколько здесь?

— Тридцать килограмм. Почти.

Я запустил руку в один из рюкзаков и вытащил на свет божий один из слитков. Тяжелый с килограмм он блестел на солнце неподражаемым благородным желтым цветом.

— А зачем столько? И зачем плавить маркировку?

Мишка вздохнул. Отобрал у меня из рук слиток и положил обратно в рюкзак.

— Я должен тебе кое-что рассказать…

И он рассказал почти фантастическую историю.

Много лет назад, незадолго до развала СССР, его отец работал в милиции в звании простого лейтенанта. Работа казалась несложной, к оперативным делам по «младости лет и недостатку опыта» его пока не допускали, и потому он часто сидел в отделении и принимал заявления от пострадавших граждан. И вот в один из дней к ним в отделение обратилась бабушка с просьбой принять во внимание происходящие странные вещи в глуши леса невдалеке от ее дачи. Заявление отец Михи принял и случилось так, что он потом и сопровождал своих более старших коллег на место осмотра. В лесу, увы, никаких странностей не обнаружилось, несмотря на то, что бабка обрызгала слюной «ослепших» милиционеров, тыча все время тонким прутиком в одну лишь ей видимую точку. Возмущалась, негодуя: «Вот же оно, ну как вы не видите? Вот здесь воздух колышется и здесь! И запах другой, вы слышите?» Но, еще раз, увы, ничего подозрительного обнаружено не было. Милиция так и уехала с подозрительного места, а на бабку просто махнули рукой — мало ли умалишенных было в то время? После того случая прошло много лет. Отец Мишки уволился из милиции и на волне первичного сколачивания капитала подался в бизнесмены. И уже, будучи состоятельным человеком, рассказал эту историю своей семье. А через несколько лет мой друг нашел эту пожилую женщину и попросил показать то самое аномальное место. Не без труда нашел его и… тоже увидел то самое колыхание воздуха.

— И что дальше? — не выдержал я длительной театральной паузы в рассказе друга. — Что это было?

Мишка хитро улыбнулся. Также хитро улыбаясь, достал свой смартфон, выбрал нужную иконку и дал мне.

— Полистай.

И я ошеломленно полистал. Фотографии старой России, сделанные современным смартфоном. На снимках красовался провинциальный городок с ее обывателями. С грязью вместо дорог и деревянными домами. Множество церквей, усадеб, грязных коров и свиней. И даже один пятиэтажный кирпичный дом.

— Это что, Миха?

— А это, Вася, Кострома в конце девятнадцатого века.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы осмыслить его слова. Миха, наблюдая за моей физиономией, изрядно позабавился.

— Подожди, так это выходит что…, я правильно понял, — друг заулыбался и часто закивал, — это портал? В девятнадцатый век?

— А конкретно в лес возле Костромы в тысяча восемьсот девяносто восьмой год.

Все же это казалось слишком невероятно, чтобы поверить. Еще с полчаса я листал фотографии на смартфоне, с отвисшей челюстью смотрел украдкой снятое видео быта костромчан. А потом друг-искуситель притащил мне тонкую книжицу и обменялся со мной на свой смартфон. Молча, я ее открыл:

— Паспортная книжка, — прочитал я вполголоса. — Бессрочная, выдана Василию Ивановичу Рыбалко. Родился…, гм…, а где это Вехнеудинск?

— Так это ж Улан-Удэ, — заржал в голос Миха.

— А, ну да, — слегка стушевался я. — Я же там и родился… Надо же и печать стоит. А фотографии нету. Где ты ее взял?

— Напечатал. Заказал в местной типографии, подобрали похожую бумагу и отпечатал. Делов-то. И печать тоже подделать не проблема была. Только с почерком