Само совершенство. Книга 1 - Джудит Макнот

— Двухгодичный колледж! — Возмущению Элизабет не былопредела. — Надеюсь, ты не рассчитываешь всерьез на то, что я соглашусь!

— Очень даже рассчитываю. А впрочем, можешь проверитьсерьезность моих намерений и отказаться. Только, боюсь, в этом случае мнепридется лишить тебя вообще каких бы то ни было средств к существованию. То жесамое произойдет и в случае, если до меня дойдут хоть малейшие слухи опьянстве, наркотиках и распутстве. — Повернувшись к Александеру, Маргаретпродолжала:

— Кстати, на тот случай, если у тебя возникли какие-тосомнения, все вышесказанное относится и к тебе. И среднюю школу ты тоже будешьзаканчивать здесь, а не в Эксетере.

— Но ты не имеешь права так поступать с нами! — взорвалсяАлекс. — Дедушка никогда бы не позволил этого!

— Ты не имеешь права указывать, как нам жить, и решать занас нашу судьбу. — подхватила Элизабет, которая уже была близка к истерике.

— Если тебя не устраивает мое предложение, — стальнымголосом отпарировала Маргарет, — то я не запрещаю тебе устроиться куда-нибудьофицианткой или подыскать подходящего сутенера. К сожалению, на сегодняшнийдень это единственные поприща, на которых ты можешь себя проявить.

С нескрываемым удовлетворением Маргарет отметила полнуюрастерянность на внезапно побледневших лицах младших внуков.

— А как насчет Зака? — наконец угрюмо пробурчал Алекс. —Ведь он один из лучших студентов и Иеле. Не хочешь же ты заставить и еговернуться сюда?

Наконец-то наступил момент торжества Маргарет Стенхоуп.

— Нет, — сказала она, — не хочу. И резко повернувшись кЗахарию, заговорила, а точнее выплюнула ему в лицо все те слова, которые такдолго вынашивала в себе:

— Убирайся вон! Убирайся из этого дома и никогда больше сюдане возвращайся! До конца моих дней я не желаю ни видеть твоего лица, ни слышатьтвоего имени.

Если бы не плотно сжавшиеся губы Захария, то можно былоподумать, что слова бабки не возымели никакого действия. Он не задавалвопросов, потому что не нуждался в ответах. Все было ясно с той самой секунды,как Маргарет Стенхоуп начала излагать свой ультиматум. А потому теперь, нислова не говоря, он отошел от балюстрады и протянул руку к ключам от машины,которые лежали на столе. Резкий голос Маргарет остановил его руку.

— Твоя машина останется здесь! Ты уйдешь отсюда в том, чтона тебе есть! — Захарий отдернул руку и посмотрел на брата и сестру, как будтоожидая от них каких-то слов ободрения и поддержки. Но те молчали, поглощенныесобственными несчастьями. А может, просто боялись, что в случае малейшейпопытки поддержать брата их постигнет та же участь.

Маргарет в глубине души презирала младших внуков затрусость, но на всякий случай решила в корне пресечь всякие возможныепроявления запоздалого мужества.

— И учтите, — обратилась она к Алексу и Элизабет, в то времякак Захарий повернулся и направился к выходу, — что если кто-нибудь из васбудет продолжать общаться с ним или даже» случайно» встречаться у общихзнакомых, то его постигнет та же участь. Надеюсь, я достаточно ясно выразилась?— Повысив голос, Маргарет добавила, обращаясь к удаляющемуся юноше:

— Захарий, на тот случай, если ты решил найти пристанище укого-то из своих друзей, хочу предупредить, чтобы ты на это не особеннорассчитывал. Компания «Стенхоуп» является основным и практически единственнымисточником заработка для всех жителей Риджмонта. А так как я являюсь ееединственным и полноправным владельцем, то вряд ли кто-нибудь захочет помочьтебе, рискуя вызвать мое недовольство и, соответственно, потерять работу.

Захарий, уже спускавшийся по лестнице, оглянулся и посмотрелна бабку с таким ледяным презрением, что она с некоторым запозданиемсообразила, что внук никогда и не помышлял просить милости у кого бы то нибыло. Что было в его глазах до того, как он повернул голову? Боль? Ярость?Страх? Маргарет Стенхоуп искренне надеялась, что и то, и другое, и третье.

Неуклюжий фургон, поравнявшись с высоким стройным молодымчеловеком, бредущим по обочине шоссе, с грохотом затормозил.

— Эй! — окликнул Чарли Мердок, высунувшись из кабины. — Тебяподвезти?

Янтарные глаза отрешенно уставились на Чарли, и у тоговозникло ощущение, что до парня не сразу дошел смысл его слов. Но черезмгновение он все же кивнул и забрался в кабину. Чарли обратил внимание надорогие брюки, шикарные туфли из натуральной кожи с подобранными в тон носками,модную стрижку. «Видать, из богатеньких студентов», — решил он и попыталсязавязать непринужденную светскую беседу.

— Ты в каком колледже учишься?

Парень судорожно сглотнул, как будто пытался протолкнутьзастрявший в горле комок, и отвернулся к боковому окну, но когда он заговорил,его голос звучал ровно и спокойно:

— Я не учусь в колледже.

— Наверное, у тебя сломалась машина где-то неподалеку?

— Нет.

— Возвращаешься от родителей?

— У меня нет родителей.

Несмотря на резкий тон своего странного пассажира, Чарли,который сам был отцом троих взрослых сыновей, безошибочно почувствовал, чтоэтому мальчику приходится проявлять недюжинное самообладание, стараясь ничем невыдать обуревающих его чувств. Поэтому он выдержал небольшую паузу и небрежноспросил:

— А имя у тебя есть?

— Зак… — ответил тот и после некоторого колебания добавил:

— ..Бенедикт.

— Куда направляешься?

— Куда угодно. Если не возражаете, то туда же, куда и вы.

— Я еду аж на Западное побережье. В Лос-Анджелес.

— Прекрасно, — ответил Зак и добавил тоном, который отбил уЧарли всякую охоту продолжать беседу:

— Лос-Анджелес ничем не хуже любого другого места.

Но несколько часов спустя разговор все же возобновился.Причем инициатором на этот раз был сам молодой человек, — Вам, случайно, ненужна будет помощь по разгрузке в Лос-Анджелесе?

Чарли еще раз украдкой внимательно оглядел своего пассажира.Нет, и на сей раз интуиция не подвела его. Этот парень одевался, говорил и велсебя как сын богатых родителей. Но было также совершенно очевидно, что внастоящее время этот избалованный, выхоленный юнец не имел ни денег, ни связейи был крайне несчастен и одинок. Правда, уже одна готовность заняться обычнымфизическим трудом, потребовавшая от него определенной силы духа и дажесамоуничижения, вызывала в Чарли невольное уважение.