Ночь с дьяволом - Лиз Карлайл

Элис устало откинула голову на спинку обитого парчой дивана.

— Но сейчас весна, Рэндольф, — возразила она, перемещая грудного младенца к другой груди. — Кэм говорит, что надо благодарить Бога за весенние дожди. А кроме того, мы не можем продать Чал кот. Мы даже заложить его не можем, потому что папино завещание не позволяет этого сделать. Когда мы поженились, ты знал, что когда-нибудь все перейдет к Кэму.

— Перестань распускать нюни по поводу того, что будет когда-нибудь, Элис, — с горечью проговорил Рэндольф, падая в кожаное кресло. — Твой замечательный маленький принц получит все это довольно скоро, потому что, клянусь, если я в ближайшее время не раздобуду наличные, я умру от скуки.

Элис окинула его усталым взглядом.

— Мог бы побыть немного с Кэмом или Кэтрин, — предложила она, переводя взгляд на старших детей, склонившихся над столом для игры в триктрак в дальнем углу комнаты. Юноша сидел, вытянув под столом длинные ноги в сапогах, а девочка болтала ногами. Рядом с ними на полу стояла одна из десятка медных кастрюль. Увлеченные игрой, дети, казалось, не замечали раздражающего шлепанья капель с потолка: крыша над их головами протекала.

Рэндольф, презрительно фыркнув, повернулся к жене.

— Дорогая моя, я и не подумаю вмешиваться, — сердито проворчал он. — Этот мелкий землевладелец — дело твоих рук. И я молю Бога, чтобы он стал тем спасителем, каким ты надеешься его увидеть, вбив себе в голову, что это поместье обязательно нужно спасать. А что касается девочки, то она весьма привлекательная малышка, хотя…

«Но она еще ребенок», — хотела возразить Элис Ратледж, но промолчала, не в силах преодолеть смертельную усталость, которая преследовала ее после родов. Она закрыла глаза и, должно быть, ненадолго задремала, как это часто случалось с ней в последнее время. Ее разбудил недовольный крик ребенка. Видимо, у нее не хватало молока, и малыш выражал свое возмущение.

— Ненасытный маленький дьяволенок, — хохотнув, произнес Рэндольф. — Вечно тебе мало, не так ли, дружище? С женщинами всегда так.

Элис с трудом открыла глаза. Ее муж наклонился над диваном и протянул руки к малышу. У нее не было сил ему отказать, и Элис, как это часто бывало, просто выпустила малыша из рук. Ребенок, размахивая ручонками и гукая от удовольствия, отправился к отцу.

Рэндольф быстро успокоил ребенка, энергично подбрасывая его на колене и напевая непристойную кабацкую частушку. Элис протянула руки, чтобы забрать у него сына.

— Прекрати, Рэндольф! — потребовала она. — Это уж чересчур! Я не позволю прививать ребенку твои мерзкие привычки.

Продолжая подбрасывать на колене радостного малыша, Рэндольф раздраженно взглянул на нее.

— Заткнись, Элис! — рявкнул он. — Этот ребенок мой, понятно? Певчего из церковного хора и девчонку ты уже испортила, но этого — черта с два! Только взгляни на его глаза! Взгляни на его улыбку! Видит Бог, этот парень весь в меня! У него моя натура и мои аппетиты.

— Не дай Бог! — оборвала его Элис. Рэндольф запрокинул голову и расхохотался.

— Ох, Элис, лучше уж откажись от своих претензий подобру-поздорову. Из двоих старших ты сделала то, что хотела, но у этого пухленького маленького дьяволенка мое имя и моя натура, и я поступлю с ним так, как пожелаю. Кстати, дорогая моя, — весело добавил он, окинув ее взглядом, — не думаю, что у тебя хватило бы сил меня остановить.

Элис опустила руки. Жизнь прожита зря, если не считать ее детей: Камдена, Кэтрин и малыша. Но Рэндольф прав. Прав, черт бы его побрал! Ее дни на земле сочтены, и она об этом знала. А что потом? О Боже, что будет потом?

В Кэме она развила способность к строгой самодисциплине, что позволит ему в будущем всегда поступать правильно. А Кэтрин добрый характер и неброская красота помогут со временем найти хорошего мужа, который увезет ее куда-нибудь подальше от всего этого. Но малыш, ее милый маленький Бентли? Что будет с ним, когда ее не станет? Печаль и страх вновь охватили Элис, и она заплакала.

— Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать, — пробормотала по-французски Фредерика д#39;Авийе таким тоном, что это изречение прозвучало как проклятие. Наверное, ей вспомнился обрывок какого-то урока французского языка, который теперь раз за разом прокручивается в голове, доводя до белого каления своей навязчивостью, словно зеленая с желтым птичка, мерно раскачивающаяся на проволоке, которую она однажды видела в витрине магазина на Пиккадилли. Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать. Что за дурацкое высказывание! И лживое к тому же.

Остановившись у двери в конюшню, она мрачно уставилась в темноту, потом расправила плечи и решительным шагом двинулась в направлении цветников, террасами спускающихся вниз. Она на ходу нетерпеливо постукивала себя по бедру рукояткой плетки. Было довольно больно, но это помогало сдерживать слезы. Хорошую же службу сослужила ей эта дурацкая поговорка! Эти слова давали ей надежду во время ее несчастного первого сезона в Лондоне. Они поддерживали ее и здесь, дома, в Эссексе, пока она с нетерпением ожидала возвращения Джонни из его «большого путешествия»[2].

Ну и что хорошего дало ей это ее терпеливое ожидание? Уж лучше бы она поехала в Шотландию с Зоей и малышами. А она вместо этого осталась здесь с тетушкой Уинни и мальчиками, и вот теперь между ней и Джонни все кончено. Безжалостно оттолкнув от лица ветку болиголова, Фредерика шагала по садовой тропинке, освещенной мерцающим лунным светом. Здесь, на нижней террасе, зелени было позволено непринужденно разрастись, образовав густые заросли. Вдали виднелся оставленный кем-то зажженный фонарь, свет которого в другое время показался бы Фредерике гостеприимным. Но не сегодня.

Ночь была прохладной, но не сырой, в воздухе остро пахло свежевскопанной землей. Фредерика сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с неожиданно охватившим ее отчаянием. Нет уж, только не это! Уж лучше гнев, чем отчаяние. Ей было не на что сердиться. Она напрасно вернулась домой из Лондона. Она ошиблась. Как оказалось, несмотря на все его заверения и страстные взгляды, Джонни Эллоуз вовсе не собирался жениться на ней.

Она резко остановилась, почти не видя следующего марша лестницы, едва различимой в лунном свете. Как могла она так ошибиться? Как могла она допустить такую глупость?

Да потому, что она глупая маленькая девочка.

Ну что ж, так оно и есть, а правда глаза режет, не так ли? Здесь, дома, ситуация была ничуть не лучше, чем в Лондоне. Разве что обстановка была более знакомой. Как видно, не только светское общество, но и представители нетитулованного мелкопоместного дворянства всегда могли найти причину для того, чтобы смотреть на нее свысока. Фредерика вдруг почувствовала себя такой же неполноценной в Эссексе, как и в Лондоне. В ее душе словно что-то надломилось, и плетка в ее руке как будто сама по себе нанесла безжалостный удар по декоративному вечнозеленому кустарнику, так что в воздухе закружились оборванные листья. Она вдруг почувствовала странное удовлетворение оттого, что дала выход своей ярости. Она устала быть такой безупречной, такой уравновешенной, такой, черт возьми… сдержанной! И Фредерика, продолжая быстро подниматься по террасам, снова и снова наносила удары по зарослям кустарника, окаймлявшим дорожки и лестничные марши.