Лето больших надежд - Сьюзен Виггз

И не мальчишку — парня, который владел всеми ее помыслами, всеми значимыми моментами ее болезненного и непростого взросления — кого она когда-то любила. С кем целовалась. И кто разбил ее сердце.

Все ее тело ожило и затрепетало, вспыхнув до корней волос. Словно разгорелось старое пламя.

— Коннор Дэвис, — сказала она, впервые за девять лет произнеся его имя вслух. — Рада видеть тебя здесь. — И думала: «Я хочу умереть. Дайте мне умереть здесь и сейчас, и я ни о чем больше не прошу в жизни». — Это я, — жизнерадостно произнесла она.

Как будто она могла забыть. Теперь ему было двадцать восемь, а ей двадцать семь. Долговязый подросток превратился в крепкого мужчину. Но его усмешка, чуть прищуренные глаза были теми же, хотя челюсть теперь мужественно оттенена отросшей за несколько дней щетиной. И он все еще, — Оливия моргнула, желая убедиться, что ей это не чудится, — да, он все еще носит маленькую серьгу в ухе. Она сама сделала ему пирсинг тринадцать лет назад, должно быть, это с тех пор.

— Итак, ты, — он изучал кисть своей левой руки, где было что-то нацарапано лиловыми чернилами, — Оливия Беллами?

— Оливия. — Она молилась о том, чтобы он узнал ее, как она узнала его, как человека из прошлого, кого-то важного, кто изменил все его будущее. Господи, ведь она рисковала тем, что ее выгонят из лагеря и отошлют домой за этот самый пирсинг в ухе.

— Да, прости, Оливия. — Он изучал ее с откровенным мужским любопытством. Он явно неправильно понял ее ярость. — Мне не на чем было записать, когда я проверял спою почту, — объяснил он, указывая на лиловые чернила, которыми он вывел телефон на руке, и нахмурился. — Мы встречались раньше?

Она ответила коротким, хриплым смешком.

— Ты верно шутишь? Ведь так?

Она в самом деле так сильно изменилась? Ну хорошо, да. Прошло около десяти лет, она похудела на целую тонну. Из шатенки превратилась в медовую блондинку. Поменяла очки на контактные линзы. Но все равно…

Он просто смотрел на нее. И не узнавал.

— Я должен тебя знать?

Она сложила руки на груди и, глядя на него, произнесла фразу, которую он, без сомнения, должен помнить, потому что это была первая ложь, которую они сказали друг другу.

— Я твой новый лучший друг, — сказала она и увидела, как краска покидает его загорелое привлекательное лицо.

Его потрясающие синие глаза недоверчиво сузились и тут же широко раскрылись, он потрясенно смотрел на нее. Его адамово яблоко дернулось, он сглотнул и смущенно откашлялся.

— Вот черт, — сказал он низким шепотом. Его рука бессознательным жестом коснулась маленькой серебряной сережки. — Лолли?

ПРАВИЛА ЛАГЕРЯ «КИОГА»

По уставу лагеря каждый должен принимать участие в запланированных мероприятиях и носить предусмотренную уставом одежду Вожатые отвечают за участие членов лагеря во всех лагерных программах, освобождение можно получить только у медсестры или у директора.

Лето 1991 года

— Лолли. — Высокий, долговязый мальчишка в первый раз заговорил с ней после того, как они покинули лагерь, когда взбирались вверх по тропе. — Что, черт побери, за имя — Лолли?

— Оно вышито на спине моей рубашки, — сказала она, перебрасывая косичку цвета спелого каштана через плечо. К ее смятению, она почувствовала, что краснеет. Вот те на, он просто чертов мальчишка, и все, что он сделал, — это задал ей простой вопрос.

«Глупо», — подумала она, чувствуя шум в голове. Он, скорее всего, самый классный парень в Орлином гнезде. От четырнадцати до двадцати. И его вопрос был всего лишь замечанием, рассчитанным на то, чтобы смутить ее. Он сказал «черт». Лолли никогда этого не позволяла, она не любила проклятия. Сколько раз она пыталась выругаться сама, но всегда заикалась и краснела, и всем сразу становилось ясно, что она совсем не классная.

— Понял, — пробормотал мальчик, тропа повернула, и он прошел мимо нее, пробормотав извинение. Он устало тащился вперед, насвистывая мелодию «Толкинг Хедз», не пропуская ни одной ноты.

Они карабкались в гору парами — первое мероприятие сезона. Предполагалось, что так они познакомятся с порядками в лагере и друг с другом. Ребят разбили на пары сразу же после того, как они вышли из автобуса, и, разобрав рюкзаки и вещи, они перенесли их в палатки. Оливия попала в пару с долговязым мальчишкой — они оба последними вышли из автобуса. Она сложила руки на груди и фыркнула.

— Я твой новый лучший друг.

Он взглянул на нее и пожал плечами, произнеся с наигранным благородством:

— Так приказал Баркис.

Хвастун. Он процитировал Дэвида Копперфилда, и это было здорово, но Лолли сделала вид, что это не произвело на нее впечатления. Она также прикинулась равнодушной к тому, что другие мальчишки хихикают и подталкивают его локтями из-за того, что он попал в пару с Лолли Беллами.

Он не был давним членом лагеря «Киога», в отличие от нее, которая приезжала сюда с восьми лет. Этот парень был новичком, он весь состоял из острых углов, его волосы были слишком длинными, а его шорты располагались слишком низко на мальчишечьих бедрах. Было что-то опасное в его светлых голубых глазах и темных волосах — восхитительное и одновременно настораживающее сочетание.

Сквозь просветы в деревьях она могла видеть, как ребята уходят парами, оживленно болтая по дороге. Это был первый день в лагере, но дети уже успели определить, кто с кем будет дружить в этом году. Лолли уже знала, что ее они не примут. Так всегда было. Если бы не ее кузены, она бы вообще была одиночкой.

Она поправила очки на переносице и почувствовала тупой укол зависти, глядя на других ребят, которые так легко ладили друг с другом. Даже новички, как этот долговязый парень, казалось, были в порядке. Выбравшись из лагерного автобуса, они весело смеялись, волоча рюкзаки. Некоторые из девочек надели лагерные толстовки, элегантно свисавшие с их плеч, их врожденное чувство стиля было очевидно даже в лагерной форме. Банданы лагеря «Киога» были повязаны у них на лбу в стиле Рэмбо. Все рассыпались по горе, словно это было их исконное место.

И конечно, это было забавно. Никто из этих детей не был владельцем «Киоги». Разве что Лолли… Ну, в каком-то смысле. Летний лагерь принадлежал ее дедушке. Когда она была еще во фледжлинге, от восьми до одиннадцати лет, она пыталась продемонстрировать другим детям свой статус, но это не сработало. Большинству детей было наплевать на это.

Высокий мальчишка нашел ветку орешника и стал лихо сбивать ею сорняки по сторонам дороги. Он внимательно озирался, словно ожидал, что кто-то вдруг прыгнет на него из-за деревьев или кустов.

— Тебя зовут Коннор, — сказала она наконец.

Он бросил на нее хмурый взгляд через плечо:

— А?

— Так написано на спине твоей рубашки.