День из чужой жизни - Дарья Кожевникова

Слежка моя особым успехом не увенчалась: я не только не узнала, где работает моя юная разлучница, но и ее саму едва не проворонила, потому что села она к моему милому в машину на перекрестке, у светофора. Я лишь в последний момент сообразила, кого именно вижу, и даже лица не успела разглядеть. Запечатлелся в памяти лишь силуэт: стройная, как стебелек, среднего роста, и платиновые кудри до плеч. Да, еще что-то из косметики промелькнуло, не слишком яркое, подобрано со вкусом, ничего не могу сказать. Тут я, надо признаться, несколько приуныла — и из-за своей неудачи, и из-за того, что разлучница оказалась не вульгарной девицей, а вполне симпатичной молодой женщиной (кстати, ненамного старше нашей Юльки).

Проводив голубков, несколько раз притормозивших у магазина, до их дома, я понаблюдала немного из своей машины за тем, как мой неблаговерный, балансируя многочисленными пакетами, ухитрился закрыть машину, а потом двинулся к подъезду вслед за своей пассией, обремененной одной лишь маленькой дамской сумочкой. Вот что любовь-то с людьми творит! А при мне-то и не знал, с какой стороны у хозяйственной сумки ручки находятся. Тяжело вздохнув, я поехала восвояси.

Оставив машину на стоянке у Иркиного дома, где она всегда ее и держит, я пошла к Ирке, чтобы отдать ей документы и ключи, а заодно договориться о повторном прокате транспортного средства. Подойдя к подъезду, нажала кнопку видеофона — Ирка была не последним человеком в торговле, даже владела пакетом акций какого-то крупного супермаркета и жила, естественно, не в трущобах.

— Хэлло, Людок! — услышала я беззаботный Иркин голос. — А, заходи, дорогая, гостьей будешь, — Ирка попыталась сымитировать грузинский акцент.

Щелчок — и дверь подъезда открылась передо мной. Я поднялась по лестнице, мимо расставленных на площадках кадок с цветами, на третий этаж. Ирка уже ждала меня на пороге квартиры, стройненькая, как девчушка, в стянутом пояском на талии шелковом халатике, переливающимися складками спадающем вдоль стройных бедер, а выше пояса смело открывающем большую часть груди, где, должна заметить, было что показать. От Ирки прямо-таки веяло свежестью и дорогими духами.

— Вот, — протянула я ей с порога ключи. — Возвращаю в незапыленном виде.

— Ну, спасибо, — хихикнула Ирка. — Только через порог вообще-то ничего не дают. Зайди.

Я вошла, по-прежнему протягивая ключи. Ирка взяла их и швырнула на изящный полированный столик в прихожей; у Ирки даже прихожая выглядела почище некоторых гостиных.

— А теперь раздевайся, — потребовала Ирка.

— Ты одна? — неуверенно спросила я, зная, что вообще-то у нее в данный период времени имеется ухажер.

— Одна, как пень среди леса, — заверила меня Ирка. — Мы со Свиридовым разругались. Так что давай отметим это дело — и твое, и мое. А то что-то мне скучно.

— Как разругались? — спросила я, вешая плащ. — Ведь еще вчера…

— А долго ли? — отмахнулась Ирка. — Главное, знаешь ли, чтоб скандал как следует назрел, и тогда все происходит, как при назревшем чирье: малейший укол — и поперло гнусное содержимое. Он мне давно уже намекал, что неплохо было бы вместе зажить. И почему только в кино вечно показывают, что это именно бабы замуж хотят? Черта с два, это мужики, не успев завести любовницу, тут же начинают думать, как бы побыстрее сделать ее дармовой домработницей. А мне оно надо? О себе бы, любимой, успеть позаботиться, да еще ведь пашу на работе как вол и прихожу домой, надеясь, естественно, отдохнуть в тишине и покое. И совсем не вижу радости в том, что у меня дома на диване будет в это время лежать кто-то, вываливать на меня свои проблемы, да еще и ждать, что я приготовлю ему ужин и постираю носки. Ну, в общем, после того, как выяснилось, что у нас с ним диаметрально противоположные точки зрения на совместную жизнь, он мне высказал, что я не женщина, а пустозвон и пустоцвет и что жизнь у меня — просто существование, поскольку нет в ней абсолютно никакого смысла. Как тебе это нравится, а? Это выходит, что если он для меня становится царем и богом — значит, я живу, а если он мне нужен как собаке пятая нога — это я уже, значит, существую, потому что не желаю никого тащить на своем горбу. Нет, ну каково? — бушевала Ирка, уже успев затащить меня в столовую, а также поставить на стол хрустальные фужеры и бутылку замысловатой формы.

— Ир, я… — я попыталась было возразить, но Ирка, не остыв после своего Свиридова, с ходу перебросилась на меня:

— Ты-то хоть из себя не строй! Вот за что тебя люблю — так это за то, что ты в грязи меня никогда утопить не пыталась, не в пример другим моим подруженькам, кошкам двуличным. Меня осуждают, а главное, сами-то с радостью точно так же зажили бы, если б только возможность была. Так что иди, мой руки! Полотенце знаешь, где искать.

Поняв, что Ирке необходимо выговориться, я смирилась. Села за стол. Чокнувшись с ней, я опрокинула в себя какое-то дорогое марочное вино. Вообще-то я не пью (одним словом, дама, идеальная во всех отношениях), но сегодня наглядно поняла, что значит фраза «горе залить». Иркино вино так на меня подействовало, что нервы мои, в последние дни сжатые в тугой комок, расплелись в тонкое кружево. Окружающие предметы стали казаться ярче, а вот все мои горести, напротив, потускнели. И я, совсем забыв о том, что недавно занималась самоистязанием, подглядывая за бросившим меня мужем, принялась выслушивать Иркины душеизлияния, где-то сочувствовала ей, а где-то даже пыталась советы давать. Оказалось, что Ирка, несмотря на свое внешнее благополучие, тоже по-своему несчастный человек, но выдавать услышанные мною в тот вечер секреты я, конечно же, не буду.

Когда большие настенные часы в Иркиной кухне пробили полночь, мы с ней все еще сидели в столовой на диване, обнявшись и выкладывая друг другу все наши обиды на «кобелей проклятых», а со стола на нас взирала разлученная со своим содержимым бутылка. Вторая, кстати, по счету. Когда пробило двенадцатый удар, Ирка встрепенулась:

— Ничего себе! Тебе завтра на работу?

— Ага, — кивнула я.

— И мне тоже. — Ирка вздохнула. — Хорошо посидели. Ни с кем я еще так не болтала, как с тобой. Не подлая ты, а в наше время это ох какое достоинство.

Пока она меня таким образом расхваливала, до меня наконец дошло, что вставать-то утром придется рано, и вообще надо как-то еще умудриться добраться до своего дома, а время на улице далеко уже не детское. Встревожившись, я встала, но Ирка тут же опустила меня обратно:

— Ты куда это? Никуда я тебя сегодня не отпущу, у меня ночуешь.

Представив себе, как я бреду по улице, шарахаясь от каждой тени, а затем вхожу в свою темную и пустую квартиру, где и словом перекинуться не с кем, я согласилась. Наспех убрав со стола, мы с Иркой стали готовиться ко сну. Для меня это всегда было просто: разделась, умылась — и в койку. Ирка же превратила этот процесс в целое представление. Я не успела еще принять душ с каким-то антицеллюлитным мылом, а Ирка уже тыкала мне в руки баночку с кремом для тела. После этой баночки последовала вторая.

— Лицо намажь, — скомандовала Ирка. — Крем французский, просто волшебный: утром даже намека не будет ни на отечность, ни на мешки под глазами.