Десятка - Владимир Говоров

Иногда к входу вокзала подъезжают и высаживают людей с багажом такси и частные автомобили. Полицейские, дежурившие на территории вокзала, сонно расхаживали среди людей и изредка, представившись, осматривают документы у отдельных лиц. Сигналы объявлений, шум голосов людей, редкие гудки электровозов наполняли атмосферу ночной жизни вокзала.

Обойдя эту самую жизнь стороной и, стараясь оставаться незамеченным, мальчик пробрался до забора, разделяющего улицу от железнодорожных тупиков пригородных электричек. Нашёл на ощупь лаз и пролез через него совершенно свободно на другую сторону. Платформа, на которой он очутился, слабо освещалась ночными фонарями и была такая же мокрая от непрекращающегося дождя, как и сам мальчишка. Мальчик огляделся, кругом ни души. Вдоль забора так, чтобы не привлекать к себе постороннего внимания он быстрым шагом направился к дальнему концу платформы. Девятый тупик поездов горьковского направления был с двумя платформами и одна крайняя, практически, не использовалась в нужных целях. Постройки, примыкавшие к ней, казались плотно закрытыми и давно никем не посещались. Мальчик тихо пробрался к одной из них.

Это был домик из кирпича оштукатуренный и побеленный известкой. Деревянный чердак был всегда открытый и совершенно пустой. Оба окна домика были забиты фанерой и укреплены металлической решеткой, лишь на одном окне в районе форточки был вырван кусок фанеры. Черная металлическая дверь с надписью мелом «Лена» угрюмо преграждала проход нежеланным гостям.

Мальчик бесшумно подкрался к окошку, она была на уровне платформы, и тихонько постучал условным стуком. Сжавшись от пронизывающего сырого холода, он притаился и стал ждать ответ. Ответа не было. Мальчишка снова повторил свой позывной стук. Ответа опять не последовало. Мальчик уже начал волноваться. Похоже, что внутри домика спали и не слышали его. Ночевать на улице под таким дождём ему не очень-то хотелось. Погода совсем не подходящая.

Мальчик просидел ещё минут десять, специально выждал такую паузу, благо вокзальные часы были хорошо видны издалека, и снова повторилось твой стук. Странно, ответа не было. Обида поступила к горлу болезненным комком, выступили слёзы. Вот досада-то, дежурный видимо уснул, не выдержал, а мальчишке теперь придётся на улице под дождём ночевать.

Дождь как назло начал ещё больше лить. Мальчик съёжился от холода и хотел уже уходить искать место для ночлежки, вытирая мокрым рукавом с лица то ли слёзы, то ли капли дождя, как вдруг он услышал ответ. Но так тихо тот прозвучал, что показалось, будто он просто ослышался. Не теряя надежды мальчишка, быстро скользнув к окошку, повторил позывной. И… О, Боже! Ответ повторился. Значит, всё-таки ему не показалось. Мальчишка моментом спустился по ступенькам к двери. Щелкнул засов, и дверь слегка отворилась, скрипнув несмазанными петлями. Мальчонка легкой тенью нырнул в щель и дверь, снова скрипнув, опять захлопнулась также быстро, как и отворилась.

Внутри у двери пришлось немного постоять, чтобы глаза привыкли к темноте, а потом он прошел в ближний правый угол и сел. Посреди комнаты стоял самодельный электрический теплонагреватель. Открытая спираль, раскаленная до ярко-желтого цвета, в одно время обогревала помещение и служила своеобразным светильником-ночником.

Немного согревшись после мерзкой погоды на улице, мальчик осмотрел комнату. Везде по всему полу на разнообразных самодельных лежанках спали люди. Свободного места не осталось нигде, только в углу, в котором сидел он сам для него всегда придерживал свободным его новый друг Пельмень.

Запах в комнате стоял тошнотворный. Немытые тела, грязная одежда, сохнущая после дождя, сумки и какие-то тряпки на полу. Неприятный запах и испарения от этих источников, соединившись в один смрад забивали воздух тяжелой вонью. И нужно было приложить немало сил, чтобы привыкнуть к этому смраду и при этом, чтобы не стошнило.

– Почему так поздно? – послышался голос Пельменя. – Мы же договорились, что не будешь задерживаться. Тут на твоё место столько желающих было, еле отбился.

– Спасибо тебе. – Ответил мальчик.

– Что спасибо? Думай головой. На тебя уже здешняя шпана жалуются.

– Что я им сделал?

– Покоя им не даёшь. Обзавидовались сволочи. Вон лежат годы.

– А что не завидовать-то? – С горечью в голосе удивился мальчик.

– Как что завидовать? Живешь, как хочешь, сам по себе. Промышляешь в этом районе, ночуешь здесь, приходишь и уходишь, когда захочешь, при этом за всё это ни копейки не башляешь.

– А почему я должен деньги платить? Ведь это же общая улица, по ней вон, сколько людей ходит, никто ведь из них не платит, значит, и я не буду.

– Дурачок, я ведь объяснял тебе уже.

– А сарай! Он вообще ничейный. Кто хочет, в нём спит. Вот смотри, почти весь местный брод собрался и все спят.

В дальнем углу послышалась возня, и чей-то хриплый голос недовольно возмутился:

– Кто это сброд?

– Э, заткнись и не рыпайся там, пока я тебе харю не растоптал! – Оборвал его властным голосом Пельмень.

– Сброд, сами вы сброд… – Не унимаясь, ворчал голос из темноты.

– Заткнись, сука! – Вспылив, зашипел Пельмень и с силой швырнул чей-то башмак, подвернувшийся под руку в угол на голос.

Голос взвизгнул от удара и замолчал.

Опомнившись, Пельмень посмотрел на мальчика и, ощупывая его ноги, спросил:

– Гаврош, я не твой башмак случайно кинул?

Мальчик улыбнулся:

– Да, нет мои на месте. – И тут же с любопытством спросил. – Скажи, Пельмень, а почему ты меня Гаврошем зовешь? Меня ведь Игорем зовут.

– Гаврошем? – Переспросил Пельмень и, по-братски положив руку на плечо мальчика, с улыбкой посмотрел ему в глаза. – Когда я тебя впервые увидел на вокзале, ты мне сразу напомнил Гавроша, такой же маленький, серьезный, боевой. Думаешь, я забыл твой укус?

Пельмень при этом потер запястье правой руки и тяжело крякнул при этом. Гаврош поежился от смущения.

– Да, ты не переживай, я не злюсь. – И, добродушно улыбнувшись, Пельмень потрепал вихры на голове мальчика. – Разве на тебя можно злиться? Кстати, а когда я спросил твое имя, ты как мне ответил?

– Ну… Игорь. – Насупившись, ответил Гаврош.

– Нет, не Игорь, а Игореша! – Пельмень захохотал.

Гаврош, еще более смущенный, втянул голову в плечи и засопел.

– Да, ладно, брат, ты не смущайся! – Успокоил его Пельмень. – Мне сразу тогда на ум рифма пришла: Игореша – брат Гавроша. Так что твоя внешность плюс имя сразу говорят за себя.

– Что?

– Что, что? – Не понял озадаченный Пельмень.

– Что говорят?

– Ну, то, что ты Гаврош.

– Ничего они не говорят, молчат и сохнут.

– Ну, ладно спи. Завтра Сморчок придет утром, он хочет с тобой поговорить.

– Я завтра утром очень рано ухожу.

– Не вздумай, Сморчок уже раз заходил, тебя не было.

– Ну, и завтра не будет.

– Ты это