Корректировка - Вадим Ледов

году я уже был молодым доктором наук и замдиректора закрытого НИИ с перспективой скорого членкорства. Лаборатория моя занималась космической тематикой – разрабатывала ракетные двигатели малой тяги. Такие используют для ориентации космических аппаратов. Видали, наверное, телевизионную картинку, где какой-нибудь «Прогресс» готовится к стыковке с МКС? Вокруг круглой туши приближающегося корабля то и дело пшикают струйки реактивных выхлопов, направляя тяжелую махину точно в цель – в этом есть заслуга и вашего покорного слуги.

Но вот настал девяносто второй. В один миг из уважаемого, обеспеченного, уверенного в своем будущем человека, я превратился… ну не в нищего конечно, но в кого-то близкого к ним по сути.

Институт наш, как это ни странно, приватизировали. Директора, старого академика, выпнули на пенсию – не нужен он был новым хозяевам. Меня оставили и даже предложили занять его должность, но что в том проку если три четверти Института уже были сданы в аренду под офисы и склады и столько же сотрудников уволено. Оставшиеся получали сущие копейки. Какая уж тут наука. Все космические разработки были свернуты, а нам предложили… утилизировать ракетное топливо - гептил. Дескать, много его и никому оно теперь не нужно.

Заниматься профанацией, тем более за еду я не захотел, и ушел из науки. Многие ученые тогда уезжали работать за границу, но благодаря уровню допуска я был лишен и этой возможности. Я перебрался из Новосибирска в Москву, и началась вторая, «неравновесная» часть моей жизни, связанная с коммерцией.

Следует признать, я достиг неплохих результатов и даже стал долларовым миллионером. Роскошный дом, виллы, яхты, лимузины. Седина в бороду – бес в ребро, развод со старой женой, оставшейся в Новосибе, женитьба на новой – молоденькой юрисконсульте, годящейся в дочки, рождение настоящей дочери, словом, все в шоколаде.

Но достичь – это одно, удержать совсем другое. Как говорится в анекдоте: концепция изменилась – мы обосрались. Мой друг со студенческой скамьи Коля Смирнов, с которым мы вели с самого начала наш бизнес, связался не с теми людьми. Я был категорически против, но он меня не послушал, вообразил себя финансовым гуру.

Новые компаньоны сперва стлали мягко, да потом жестко стало спать. Кинули раз, кинули два, поменяли состав акционеров и бизнес забрали. Мы еще и должны им остались. Продали всё. Не хватило.

Офигевший от отчаяния и кокаина Коля, влез в совсем уже рискованную сделку, взявшись быть посредником между банком и одной якобы солидной фирмой, желающей взять большой кредит. Кредит дали, а фирма испарилась. Коле (и мне за компанию) пришлось иметь дело с обвинением в мошенничестве в особо крупных размерах и, что гораздо хуже, бандитской крышей кинутого банка. Бандитам ведь не объяснишь, что я ни ухом, ни рылом о Колиных проделках. Работали вместе, значит, и отвечать вместе придется. Сказали: ищите бабки, иначе сами знаете, что.

На поиски дали неделю. Я не стал медлить и, воспользовавшись помощью друзей-ученых, срочно переправил семью к ним в Штаты, а сам сбежал в Обнорск, лег на дно и не булькал. То же самое предложил сделать и Коле. Но он не захотел. Сказал: придумаем, что-нибудь, сейчас, мол, не девяностые, не стреляют. Его и не застрелили, сперва долго били, а потом надели на плечи автомобильную покрышку, облили соляркой и подожгли.

А меня не нашли, хотя искали. Долго искали. Возможно и по сию пору ищут, я не проверял и желания такого не возникало.

Так началась и продолжается по сию пору третья часть моей жизни – «никчемная».

Живу в тени, опасаясь привлечь к себе внимание. Скитаюсь по съемным квартирам. Дольше года еще ни на одной не задерживался. Нынешняя, юбилейная – двадцатая по счету.

Жизнью это назвать сложно… скорей существованием. С тех пор нигде больше не работал и ничего путного не делал. Все идеалы мои разбиты, а целей не видно, поэтому работать не зачем, не для кого и не имеет никакого смысла. Не имеет смысла и сама жизнь моя, но и помирать не хочется, привык, понимаешь, жить.

Жена со мной заочно развелась и вышла замуж за того самого друга-ученого – он хорошо поднялся в Пиндосии. Я ее не осуждаю, чего пропадать красивой бабе? Будущего у нас все равно нет. Жаль лишь, что дочку теперь вижу только по скайпу.

Родители мои давно умерли. Отец еще в восьмидесятом (сердце), а мама пережила его на тринадцать лет. Как-то раз проснувшись, я с удивлением сообразил, что давным-давно старше отца и через год сравняюсь возрастом с мамой. Интересное, надо сказать ощущение – не из самых приятных.

Друзей у меня тоже нет, старые потерялись в суматохе девяностых, а новые постарались меня забыть. Из родни осталась только престарелая тетушка – мамина младшая сестра. Во время редких созвонов она постоянно меня жалеет. Как, мол, один живу-мучаюсь? Почему не найду себе какую-нибудь добрую женщину?

Зачем, спрашиваю я, чтоб вдвоем мучиться? Она не понимает такого расклада и снова и снова затягивает свою сказку про белого бычка. Я слушаю и уже не возражаю.

* * *

Вещи перевез на такси. Вещей было две спортивные сумки, а еще маленький телевизор и ноутбук. Бросил все это посреди комнаты и на том же такси вернулся обратно. Надо было сдать ключи хозяевам старой квартиры, а заодно и прикупить продуктов на вечер.

Когда я, наконец, закончил с обустройством на новом месте, была уже половина восьмого. Устало примостившись на колченогой табуретке между холодильником и столом, я стал пить пиво из банки, поглядывая то в окно, то на экран раскрытого ноутбука, вяло притом почитывая очередной «патриотический» форум.

Надоедливым шмелем жужжала газонокосилка. Палисадник под моим окном был красиво засажен разнообразными цветами, а у соседнего дома зарос огромными, вровень со штакетником, лопухами. На крыше мужик в драной тельняшке второй час возился с телевизионной антенной похожей на рыбный скелетик. Солнце готовилось нырнуть за верхушки недалеких девятиэтажек. По вечернему белесое небо, чертили последние стрижи.

Мысли мои текли в хаотичном порядке, одновременно по разным направлениям. Например, я думал о том, что кухонное окно выходит на проезжую часть и это плохо потому что шумно. Но, с другой стороны, спать в кухне я не собираюсь, а окно залы обращено во двор, а там тихо, если, конечно, по ночам не собираются пьяные компании.

Еще думал, не найти