Мальтийский крест - Вячеслав Леонидович Крашенинников

весло их случайно ударилось о соседнее, и сразу же на всех пятерых обрушились удары бича. Кара Мустафа рявкнул:

— Как весло держите, проклятые гяуры!

Андрей вскрикнул — на спине вздувался рубец. Сердце сжали обида, гнев.

— Потерпи, — негромко сказал Степан. — Скоро передых.

Бывалый казак знал, что говорит. Кара Мустафе приходилось думать о галерниках. Силы их не беспредельны.

— Ветер переменился, дует в корму, эфенди, — доложил он рэйсу. — Не прикажешь ли ставить паруса?

Азиз Ага, отвлекшись от Корана, покачал головой из стороны в сторону в знак согласия. И по помосту забегали босоногие матросы. Под скрип талей полезли вверх, наполнились ветром огромные треугольные паруса.

Когда галера идет под парусами, а вальки весел прижаты к скамьям, можно передохнуть, напиться из бочонка солоноватой воды, в которую добавлены уксус и оливковое масло. Кара Мустафа дает команду отцепить от скамей старших на веслах, и те приносят товарищам сухари, плошки со скудной едой.

Миновали Варну. Тодор не сводил глаз с родного берега. Говорил в тоске:

— Ах, Андрей! Знал бы ты, на какие муки обречен мой несчастный народ. Мы, болгары, который век платим султану налог кровью. Раз в пять лет турки отнимают у нас каждого десятого ребенка-малолетку. Мальчиков отправляют в Анатолию, отдают в турецкие семьи. Потом с десяти-одиннадцати лет учат в особых школах военному делу. Выходят из тех школ янычары, лютые враги христианства, стражи человечьего стада султанова.

— А ты, Тодор? Ты-то как очутился на галере?

— Случайно. Совсем случайно, — чуть не со слезами отвечал болгарин. — Азиз Ага шел на этой самой галере у наших берегов. У него умерли пятеро гребцов, и он высадил отряд янычар, которые схватили первых же попавшихся мужчин. И меня в их числе. Будь прокляты тот день и тот час! Глаза проглядел в надежде, что галеру перехватит какой-нибудь христианский корабль. Все напрасно! Три года, как я прикован к веслу…

— А я сижу на цепи пятый год, — вставил Пьетро Зампатти. — Угодил в тюрьму из-за злобного навета. Продали в рабство. О, святой Марк! Как истосковался я по Венеции!

Жан-Пьер Бастьен сидит за веслом у самого борта. На вид ему лет сорок. Крутой подбородок с ямкой. Он вечно хмур и немногословен. Гребет сильно, ровно. Хорошо говорит по-турецки. Оказалось, Бастьен — мальтийский рыцарь!

— Откуда это у тебя? — спросил он Андрея, увидав на сумке медную пластину с именем и адресом известного парижского лекаря.

Андрей объяснил:

— Вещь не моя, а месье Ремо. Ему подарил его учитель. А я был ассистентом у месье Ремо…

— Понятно теперь, почему ты говоришь по-нашему. Московскому царю служит мой брат Бартоломео Бастьен.

— Знаю такого! — обрадовался Андрей. — Бывал он у месье Ремо.

Это сразу же сблизило Андрея с суровым рыцарем, и он спросил:

— Говорят, на Мальте хорошая медицина. Это правда?

— Сущая правда, — кивнул Бастьен. — Кто на Средиземноморье не слыхал о нашем Святом госпитале.

— Царь Петр хотел послать меня туда учиться.

— Почему бы и нет? На Мальте постигают медицину юноши из многих стран. Но… прежде надо добыть свободу…

Рыцарь замолчал, приметив, что по центральному помосту к ним приближается грузная фигура в зеленом тюрбане и широкой хламиде — сам рэйс Азиз Ага, капитан галеры. Его сопровождал Кара Мустафа с неизменным бичом.

— Так как же с выкупом, рыцарь? — подойдя, спросил рэйс. — Решился? А коли решился, возьму с тебя дукатами. Люблю венецианские дукаты! Они не падают в цене. Поселюсь на Кипре. Там славная пшеница, добрые масло и мед. А кипрское вино! Это же нектар из нектаров!

Бастьен отвечал, хмурясь:

— Не много ли запрашиваешь, Азиз Ага? Такие деньги. Мне век не расплатиться с Орденом и ростовщиками.

— Ну и подыхай за веслом.

Рыцарь, обычно сдержанный, забыл о благоразумии.

— Гляди, как бы самому тебе не сесть за весло.

Благодушное настроение у рэйса мигом испарилось.

— Пес! Неверная собака! — заорал он. — Никто и никогда не увидит меня на скамье галеры. В плети его!

Янычары, содрав с Бастьена рубаху, бросили поперек помоста животом вниз. Галерникам по обе стороны помоста велено было держать рыцаря за руки и ноги. Дюжий усатый турок принялся с громкими выдохами хлестать бычьими сухожилиями по голой спине.

— Где же твой Христос, гяур? — злобно щерился рэйс. — И что он не спешит тебе на помощь? Мы все равно разорим Мальту, это гнездо гадюк и скорпионов! Выкурим вас оттуда. Перетопим в море…

Били, пока рыцарь не потерял сознание.

— Хватит, — сказал рэйс. — Не сдох бы. Тогда и выкупа не получишь.

Пнув напоследок обмякшее тело, рэйс вернулся на корму. Вслед ему молча глядели две сотни гребцов.

— Стаскивай его с помоста, — скомандовал Зампатти. — Мамма мия! Как отделали…

Андрей смачивал забортной водой окровавленную спину рыцаря. Тот наконец очнулся. Открыл глаза, застонал, заскрипел зубами.

Раздался переливчатый звук свистка Кара Мустафы — приказ браться за весла.

— Держись, Жан-Пьер, — сказал Андрей. — Держись ради Бога!

Работали вчетвером. Только бы не навлечь на себя гнев Кара Мустафы. Рыцарь бессильно мотался вслед за вальком весла, твердил будто в лихорадке:

— Еще сочтемся, Азиз Ага! Кровью Христа, ранами его клянусь…

От автора

Лет двадцать тому назад посетил я деревеньку Компезиер, что под Женевой. А там — старинную католическую церковь и шато, трехэтажный замок под черепичной кровлей. Второй этаж шато занимает просторный зал с красивой изразцовой печью, потолочными балками и оконными проемами в старинной росписи. По стенам развешаны шлемы, копья и алебарды. На стендах под стеклом — регалии, потемневшие от времени документы.

Посередине зала — длинный стол и стулья с высокими спинками. Когда-то, века назад, за этим столом сиживали, вершили дела суровые люди в париках и черных мантиях, с восьмиконечными крестами на груди.

Шато и его круглые башни с крышами-шлемами, с узкими окошками-бойницами походили на седых воинов, которые безнадежно отстали от своего отряда, заблудились во времени.

Это был музей Мальтийского ордена.

Из материалов музея я узнал о том, что церковь и шато с 1270 года принадлежали Ордену госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского. В Компезиере долгие годы было «коммандери» — одно из многочисленных имений Ордена, раскиданных по всей старой Европе.

Это посещение Компезиера и зародило во мне интерес к Мальтийскому ордену — так он стал называться с 1530 года, когда на два с половиной века обосновался на Мальте.

Мало что знал я тогда о мальтийцах. Видел когда-то портрет российского императора Павла Первого в роскошной мантии и при всех регалиях великого магистра Ордена. Читал в юности книжки о благородных рыцарях, об их