Черт из тихого омута - Галина Владимировна Романова

— Да, да, именно первого числа! — снова повысила голос Татьяна, заметив растерянность своей подчиненной. — В понедельник. Так что подбивай на этой неделе все свои дела. Подчищай все хвосты. И в понедельник двинешь в командировку.

От того, какой горечью мгновенно зашлось сердце Сони Перовой, она едва не расплакалась.

Как первого?! Как в понедельник?! У нее же… У нее же юбилей! Это же кощунственно — посылать человека за двести с лишним верст за покупкой оборудования именно в такой день. Пусть едет кто-нибудь другой!

— Кто, например? — Ребрикова раздраженно задвигала ящиками стола. — Все, кто может ехать, уже уехали, и, между прочим, гораздо дальше, чем предстоит тебе. Выедете пораньше, там вас уже будут ждать. Чем оперативнее сработаешь, тем быстрее вернешься. Никуда твой юбилей не денется. Вот радость какая: на год старше стала! Морщин только прибавится…

Что ей можно было объяснить — этой запрограммированной на собственный быт женщине?! Что могла она понять, кроме того, что на субботу у нее намечается грандиозная стирка, а погода, кажется, портится. И брюки ее мальчишек ни за что не просохнут к понедельнику…

Нет, Соня не станет ей ничего объяснять. Потому что Ребрикова все равно ничего не поймет. Между ее и Сониным понятием о счастье и домашнем уюте лежит целая пропасть.

— Слышишь, Перова, — устало окликнула ее начальница, когда Соня уже почти скрылась за дверью. — Ты это… Не переживай так шибко. Там быстро все делается. Если рано уедете, то вернешься раньше, чем рабочий день закончится. А я тебе доплату в этом месяце проведу, рублей четыреста. И командировочные получишь… Надо, Сонька, пойми.

Когда Ребрикова начинала говорить таким вот извиняющимся тоном, Соне Перовой всегда становилось неловко.

— Надо — значит, надо, — покорно кивнула Соня. — Вы мне только подробнее расскажите все и телефонами контактными снабдите, чтобы мне там не быть слепым котенком.

— А, ладно, это все ерунда по сравнению с мировой революцией, — беспечно махнула рукой Татьяна и некрасиво заткнула за уши выжженные химической завивкой пряди волос. — У нас впереди целая неделя. Будет еще время для подробного разговора. А сейчас — бегом в материальный отдел. Мне Самохин уже всю плешь проел с самого утра. Не стой столбом, Сонька! Бегом!..

Перова упорхнула из кабинета начальницы и уже через пять минут втаскивала в кабинет материального отдела бухгалтерии отремонтированный процессор.

— Наконец-то! — старший бухгалтер-ревизор Самохин Володя подскочил со своего места и колобком подкатился к Соне. — Давайте-ка сюда, дорогуша. Я сам его пристрою, где мне удобно. А вы уж потом подключите все свои провода…

Манипуляции с процессором заняли минут пять, не больше. Но и этого времени Соне хватило, чтобы почувствовать себя абсолютно раздетой, выпотрошенной и разложенной по полочкам.

Ох, как не любила она бывать в этом отделе! Единственный кабинет из двадцати трех, где она не любила бывать. А все из-за этой белокурой нимфы с томным скучающим взглядом, сидевшей по правую руку от Самохина. Все из-за нее! Единственная из пяти обитателей кабинета, под чьим взглядом Соне становилось нехорошо.

Кажется, ее звали Ольга. Точно, Ольга Ветрова. Перова однажды наткнулась в базе данных на ее личное дело. Она тогда как раз занималась компьютером в отделе кадров. Тот сбоил безбожно. Соне пришлось над ним изрядно попотеть. А потом еще полдня гонять его на предмет усвояемости вживленных деталей. Тогда-то ей и попалось на глаза личное дело Ольги Ветровой.

Ольге было тридцать пять лет. Она имела высшее хореографическое образование, мужа — инженера-конструктора, сына-подростка и младшую дочку. Еще она имела два года танцевального стажа в одном из столичных театров. Годичную стажировку во Франции. Потом был длительный перерыв в записях в трудовой книжке, и возобновились они лишь год назад, когда Ольга устроилась бухгалтером-ревизором в их фирму.

Соня тогда, помнится, подивилась жизненным перипетиям этой женщины. Такое красивое многообещающее начало — и такой прозаический финал! Но потом почти сразу же забыла об этом, окунувшись в гущу трудовых будней.

Ольга сама напомнила о себе, причем совсем недавно. Как раз тогда у них полетел компьютер, и Соня была вынуждена полдня проторчать в их кабинете. Ветрова тогда перешагнула все возможные пределы, наплевав на правила хорошего тона.

— Что у тебя за духи?..

— Каким лосьоном для лица ты пользуешься?..

— А джинсы у тебя чьи?..

— Надо же… Как ты ухитряешься сохранять в таком порядке свой маникюр, копаясь в этих отвратительных железках?..

Это был лишь самый малый перечень вопросов, которыми Ольга Ветрова забросала бедную Соню. И если учесть, что до сего времени они даже не здоровались, сталкиваясь в коридоре или на лестнице, то подобное любопытство выглядело более чем странным. И это в присутствии еще четырех человек, трое из которых были мужчинами…

— Соня, Соня, — не удержалась-таки Ольга от реплики, когда Перова уже почти скрылась за дверью их кабинета. — Никак тебя не пойму…

Перова была девушкой вежливой и приостановилась, сочтя, что выйти из кабинета, не дослушав, будет некрасиво. Она чуть повернула голову в сторону стола, за которым королевой восседала Ветрова, и вопросительно уставилась в ее холодные, изумительной голубизны глаза.

— Зачем такой очаровательной девушке возиться с грубыми железками? Понятно было бы, если бы ты нуждалась, но…

— Но что? — рассеянно поинтересовался Володя Самохин, колдуя над клавиатурой и не поднимая глаз на женщин.

— А то! — фыркнула Ветрова, выдвигая из-за стола шикарной длины ноги профессиональной танцовщицы и грациозно закидывая их одна на другую. — Что ее зарплаты на ботинки ручной работы вряд ли хватит. Да и свитерок, смотрю, из исландской шерсти. Я не ошиблась, Соня?

— Нет, — Перова пожала плечами, недоумевая, что же все-таки эта женщина от нее хочет. — Папа привез, именно оттуда.

— А что же при таком папе наша милая Соня делает здесь? — красивые губы Ольги нервно дернулись в уголках.

— В настоящий момент слушаю вас, — вежливо ответила Соня, чувствуя себя словно на лобном месте под взглядами бухгалтеров, коллег Ветровой.

— Ну-ну, — длинные ноги поменялись местами, и точеная ступня в туфле на высоком каблуке начала тихонько покачиваться.

— Слушай, Ольга, — вступился тут за Перову один из ее коллег, звали его Геной, и он пару раз напрашивался к Соне в провожатые, но был безжалостно отвергнут и попыток больше не повторял. — Отстань ты от человека. Каждый волен заниматься тем, чем он хочет. Ты вон тоже здесь не по доброй воле сидишь…

Соня посмотрела на Гену с благодарностью, граничащей с многообещающим теплом, и в образовавшуюся паузу поспешила улизнуть из кабинета материального отдела бухгалтерии.

Скорее бы домой! В тепло и уют их милой квартиры. Где всегда вкусно пахнет жареным мясом и свежими бисквитами. Где можно забраться с книжкой под любимый клетчатый плед в своей комнате. И читать. И ни о чем не думать: ни о Ветровой, ни о ее необъяснимых колкостях. Ни о том, почему же Соня в самом деле выбрала эту профессию. Просто сидеть, укрывшись пледом, и перелистывать страницу за страницей. Погружаться в выдуманный красивый мир, лишь совсем немного похожий на тот, в котором она сейчас жила, и ни о чем таком не думать. И еще немножечко мечтать. Мечтать, совсем чуть-чуть, о несбыточном и совсем чуть-чуть — о запретном…