Французский орден особиста - Николай Николаевич Лузан

для поддержания внутреннего порядка на подконтрольной внешним силам германской территории. Кадровый состав старой германской армии, ее офицерский корпус, почти полностью был распущен.

Не лучше было и общее экономическое положение германского государства. По оценке Черчилля, «экономические статьи договора были злобны и глупы до такой степени, что становились бессмысленны. Германия была принуждена к выплате баснословных репараций» [2].

При этом страны-победительницы, продолжая публично заявлять со всех политических трибун, что заставят Германию заплатить «все до последнего пфеннига», за кулисами открытой политики делали совершенно обратное. По признанию все того же Уинстона Черчилля, «…Германии было предоставлено, главным образом Соединенными Штатами и Великобританией, более полутора миллиардов фунтов стерлингов, что дало ей возможность быстро ликвидировать разрушения, причиненные войной» [3].

Наряду с оказанием финансовой помощи многие крупные американские компании приняли участие в модернизации ведущих промышленных гигантов Германии: концернов Круппа, Тиссена, наследников Адама Опеля, нефтяного концерна «Дойче-американиш петролиум», угольного концерна «Гуго Стиннес» и многих других германских корпораций. Примечательно, что американцы тесно сотрудничали с немецким военно-химическим концерном «ИГ Фарбениндустри», выпускавшим во время Второй мировой войны отравляющий газ «Циклон Б» для концентрационных лагерей.

Именно США и Британия сыграли ключевую роль в возрождении экономической, а затем и военной мощи Германии. В 1924 году они инициировали разработку специального плана о новом порядке репарационных выплат странам-победительницам в Первой мировой войне. Этот план получил название «План Дауэса» – по имени председателя международного комитета экспертов, созданного при Комиссии по репарациям, а в прошлом генерала армии США Чарльза Дауэса. План этот одним махом решал несколько важных проблем, в том числе проблему оттеснения Франции от политического влияния на послевоенную Германию, основными действующими лицами в этом пространстве предполагались только Британия и США.

План Дауэса был утвержден 16 августа 1924 года на международной конференции в Лондоне и вступил в силу буквально через две недели – 1 сентября того же года. А уже в феврале 1925 года «послушной Германии» открыли дверь на международную политическую кухню. На конференции в Локарно Германия участвовала уже не только в качестве «провинившейся страны». Победители, еще раз строго спросив с Германии за «политические шалости» 1914–1919 годов, обернувшиеся для народов Европы гибелью почти 22 миллионов человек, показали ей путь, на котором предстояло искать решение больных политических, экономических и социальных проблем: Drang nach Оsten, «натиск на Восток».

Только за пять лет Германия получила кредитов, в основном от США, на сумму 21 миллиард марок, что позволяло ей благодаря политике германского бундесканцлера и министра иностранных дел Густава Штреземана производить выплаты по военным репарациям и одновременно развивать свою собственную национальную экономику. По признанию германского банкира Ялмара Шахта, «Германия получила столько же иностранных займов, сколько их получила Америка за сорок лет, предшествовавших Первой мировой войне» [4].

Как результат проводимой политики, в 1929 году Германия вышла на третье место в мире по экспорту продукции с результатом 9,2 %. Впереди Германии по этому показателю были только США – 15,6 % мирового экспорта и Великобритания – 10,7 %.

По итогам Локарнской конференции ее участники подписали пакт, полностью «развязавший руки» Германии на восточном направлении. Первая статья этого пакта устанавливала «сохранение территориального „статус-кво“, вытекающего из границ между Германией и Францией, между Германией и Бельгией и неприкосновенность указанных границ…». Вторая статья обязывала эти страны «не предпринимать друг против друга какого бы то ни было нападения или вторжения» [5].

Что касается нерушимости границ Германии на востоке, то руководители Польши и Чехословакии – А. Скшиньский и Э. Бенеш – под давлением Лондона и Парижа подписали с Германией лишь арбитражные договоры. Их смысл состоял в том, что гарантии польско-германских, чехословацко-германских границ, а также решение всех спорных вопросов отдавались в ведение специально созданных согласительных комиссий. В их состав входили дипломаты и эксперты обеих заинтересованных сторон, а также назначенные ими «представители третьей важной стороны». Иначе говоря, кураторы Германии с Запада планомерно выстраивали «политическое расширение» Германии на восток под своим «согласительным», а вернее, соглашательским присмотром.

Министру иностранных дел Германии, Штреземану не понадобилось особо напрягаться, чтобы понять, на какой путь толкают военный каток будущего рейха – Третьего – партнеры по международным переговорам. Он в полной мере воспользовался ситуацией, чтобы ослабить путы кабального Версальского договора. Обращаясь к участникам конференции, Штреземан заметил: «Если против Советской России начнется война, то Германия не может считать себя безучастной и должна будет, несмотря на трудности, выполнить свои обязательства» [6]. Напомним читателям, что описываемые события происходили за восемь лет до прихода нацистов к власти в Германии – в 1925 году!

Заявление Густава Штреземана нашло поддержку у остальных участников конференции, и он поспешил развить свой политический успех. Поставив перед западными странами вопрос о «должном вооружении Германии», он мгновенно нашел политического союзника в лице британского премьера Чемберлена, который утверждал: «Германия станет союзником всех остальных государств – членов Лиги. Ее сила станет их силой. Ее слабость станет их слабостью. Все остальные государства будут вынуждены оказывать помощь Германии, и те, кто разоружил Германию, должны опять вооружить ее» [7]. «Тихий» политический процесс по очередному стравливанию представителей Запада с Россией получил свои конкретные, зримые очертания. А Штреземан, стоит сказать, в 1926 году получил Нобелевскую премию мира за гарантию послевоенных границ в Западной Европе, и гарантия эта вытекала из заключения Локарнских соглашений.

«Зубы коричневого дракона»

Заручившись поддержкой Лондона и Парижа, за которыми маячила нескрываемая тень деятельного Вашингтона, воротилы германского бизнеса и армейская верхушка, жаждавшие вернуть утраченные политические, социальные, финансовые позиции и снова брутально побряцать оружием, занялись поиском внутренней политической силы. Силы, которая смогла бы собрать в один крепкий кулак все германское общество, пережившее чудовищную национальную катастрофу и находившееся в глубочайшей социальной, экономической и политической депрессии.

Компартия Германии с ее лидером Эрнстом Тельманом, как и другие коммунистические и социалистические силы Германии, имевшие тесные связи с советской Россией, по определению не могли быть союзниками боссов «Стального треста» – Ф. Тиссена, «Рейнско-Вестфальского угольного синдиката» – Э. Кирдорфа, банкира Я. Шахта и других тяжеловесов германской экономики в осуществлении стратегических военно-реваншистских планов. Социал-демократы с их «слабыми» либеральными взглядами и надеждами на постепенную эволюционную доктрину социального развития также не годились на роль спасителей нации. Тогда «тиссены», «шахты», «круппы» и «кирдорфы» обратили внимание на напористую молодую публику – германских нацистов и их вдохновенно-одиозного вождя Адольфа Гитлера. Умело спекулируя на национальной германской гордости, «эти выскочки», как иногда о них отзывались, разжигали «огни воинственной Пруссии» и быстро набирали политический вес в обществе.

В 1925 году, когда