Дабл Либерти - Андрей Александрович Голубь

Он сделал шаг к Семену и замахнулся для удара, когда в его бритый затылок прилетел тяжелый мясистый кулак.

— Кто труха, сука?

От удара шапка улетела в сторону, а тело бессильно опустилось на бетонный пол. Мужчина тяжело выдохнул, из его носа тонкой струей полилась жидкость, почему-то прозрачная с редкими вкраплениями крови.

— Ты переборщил. Лимфа пошла.

Семен, прошедший не одну уличную драку, понимал, что для их подельника это конечная остановка. Леня убрал в карман кастет и прохлопал карманы лежащего. Документы, немного наличных, перчатки, нож «Белка».

— Переборщил, уберусь.

Он подхватил тело за ворот курки и волоком утащил его за мусоропровод. Теперь со стороны казалось, что человек просто переборщил с выпивкой и рухнул в углу, справляя нужду. Семен изо всех сил размахнулся и пнул доллар носком ботинка, мелкий кусок подошвы отлетел в сторону и срикошетил от стены как резиновый мячик. Они сильно наследили и все из-за проклятой монеты.

Он опустился на колени и попытался схватить ее двумя руками, но она никак не поддавалась. Злоба переполнила его до краев, он сжал зубы и сердито зарычал, из его рта на серебряную даму закапала слюна. Леня присел рядом.

— Дай, дай попробую.

Он раскрыл нож и упер его лезвием в серебряное ребро. Пластиковая ручка угрожающе затрещала, но монета не поддавалась.

— Малолетки, наверное, на клей прилепили, суки, найду передушу.

Четыре руки щупали острые ребра доллара, капали кровью на пол и оставляли на серебряном рисунке рваные багряные полосы. Нетерпеливые пальцы искали хотя бы мелкую щель под серебряным неровным кругом, вдоль кромки гулял возбужденный нож. Монета перестала быть символом, в какой-то момент она стала целью, все остальное вокруг стерлось и исчезло. Семен повторял про себя присказку про фарт и скреб ее пальцами. На пыльный пол летели остатки резиновой перчатки и гнутая, как древесная стружка, кожа.

Леня оттолкнул подельника и начал водить ножом по поверхности монеты, поцарапал профиль женщины, которая теперь, казалось, едва заметно улыбалась. Тяжело дыша, Семен сел на пол и взглянул на свои пальцы — длинные рваные розовые полосы, как только он оторвал руки от монеты, моментально закровоточили. Но теперь капли не имели значения, монета заняла все пространство в его сознании, он видел, как нож Лени вгрызается в центр крохотного серебряного диска и чувствовал, как под его глазом вспыхивает пульсирующая кровавая рана. Он потянулся снова, нож отскочил и прошелся по его пальцам, монета как будто сдвинулась. Какая-то обида села комком в груди, как жаба, поднялась до горла, перекрыла дыхание.

— Дай, дай я.

Он поймал руку с ножом, забрал его, вставил кончик под серебряное ребро и надавил. Монета, черты которой уже были практически неразличимы в луже крови поддалась и отскочила, женщина на профиле улыбнулась ему, нож остановился, упершись рукоятью в узор на черном свитере. Он вытащил нож и ударил еще и еще. За телом поникшего Лени монета отскочила от стены, сделала несколько оборотов и снова упала за долю секунды до того, как вокруг нее сжались красные пальцы.

— Пятнадцать лет.

Старик достал из-под завесы драных вещей руку и растопырил пятерню. Она была изуродована, на каждом пальце кроме мизинца недоставало по фаланге, указательного не было совсем.

— Было много времени на то, чтобы изучить вопрос. Вы знали, что семейным делом двадцать пятого президента США Уильяма Мак-Кинли было литейное производство? А, что его семья отлила из тридцати библейских сребреников тринадцать американских долларов и заменила слово «Liberty» на «Destiny»?

— Судьба?

— Скорее неизбежность.

— Откуда вы столько знаете про историю одностороннего доллара? И с чего вы взяли, что это был именно он?

— Потому что у этой монеты просто нет другой стороны. В этом вся правда. Что-то люди рассказали, что-то книги, не я первый оказался в этой западне. Здесь, — бездомный кивнул на пространство у входа в лифт, — ее потерял шаман из дельты Миссисипи. Чтобы все, кто болен алчностью, тоже ее потеряли. Дестини.

Нумизмат остановил запись на телефоне и положил его в карман. Собеседник поник, его как будто выключили, голова упала на грудь, лицо утонуло в слипшихся лентах волос и бороды. Он бормотал что-то на своем безумном языке, по бороздам грязной кожи, уходящим из уголков рта в бороду, потекли блестящие капли слюней. История настолько захватила его, что он не заметил, как за окном окончательно стемнело. Руки дрожали. Он нажал на кнопку лифта и достал из кармана доллар баффало и бросил его к ногам бездомного без всяких сомнений. Ровно столько стоила эта история.

Лифт приехал достаточно быстро, кабина с грохотом разинула стальную пасть и замерла. Внутри стояла женщина, с ребенком может лет пяти-шести. Мальчуган теребил в руках маленькую красную машинку.

— Поедете? — спросила женщина.

— Да, секунду.

Нумизмат обернулся. Фантастический туман развеялся и теперь он стоял перед обычным бездомным, перед ногами которого лежала монета стоимостью в несколько неплохих машин. Настоящая глупость. И он едва ее не совершил. ьОн поднял своего буффало, спрятал его в кармане и вошел в кабину лифта. Двери захлопнулись, лифт дернулся и тут же остановился, женщина потеснила молодого человека и вышла. Ребенок выбежал за ней следом из кабины и проехал машиной по стене с громким «вжуууу». По известке, по голове быка, по звезде, лучи которой не попадали в точки соприкосновения.

Лампочки в кабине лифта замерцали, двери остались открытыми. Морозный ветер задувал из разбитого окна, прикрытого почерневшим от старости листом оргалита. Нумизмат сделал несмелый шаг вперед и зажмурил глаза. Он слышал, как за окном рассекают тьму машины, как смеются прохожие, как шумит город. А еще он слышал, как по бетону под его ногами прокатился тяжелый серебряный доллар, бросив блики на стену и его зажмуренные веки, отразившись от осколков стекла.