Басурманка - Вера Новицкая

– Никого мы не задержим, я уверена. Если мы бегали и то есть не хотим, то папа́ и мама́, которые все время сидели, тем более не хотят. Правда, «мисочка»? Ну, так идите и скажите, что мы через полчаса будем, может, на каких-нибудь минут пятнадцать опоздаем… – ластясь к англичанке, тараторила Женя.

– А теперь, господа, за дело! Нелли «горит». Мы с тобой «летим», Сережа, – обратилась она к черноволосому курчавому юноше, почти мальчику, без всякой растительности на веселом открытом лице, со смеющимися черными глазами.

– Ну, раз! Два! Три-и!..

Не успела оглянуться и пробежать нескольких шагов малоповоротливая, медлительная Нелли, как быстрые и ловкие, как птицы, Сережа и Женя уже «слетелись» в положенном пункте.

– Не поймала! За нами опять очередь. Еще летим! – снова радостно прыгала возбужденная Женя.

Но вторичный бег был менее удачен. Едва Сережа сделал несколько шагов, следом за ним ринулась Нелли. Казалось, неповоротливой девочке не угнаться за юрким юношей, как вдруг, не добежав нескольких шагов до конечной цели, Сережа под громкий хохот окружающих во всю длину растянулся на лужайке и был пойман подоспевшей Нелли.

– У-у, медведь неповоротливый! – хотя и тоже смеясь над комично растянутой фигурой юноши, но все же недовольная, слегка покраснев, проговорила Женя.

– Что ж, значит, я горю! – и она стала во главе играющих.

Дважды приходилось Жене быть в паре с Нелли, когда «горел» Сережа, и оба раза, едва отбежав несколько шагов, Нелли давала юноше поймать себя, а Жене приходилось снова «гореть».

– Это не игра! Это нечестно! Я больше не играю! – загорячилась девочка и, вся вспыхнув, со сверкающими глазами отошла в сторону.

– Женя, успокойся, ради Бога, – приблизившись, вполголоса урезонивала ее Китти. – Ведь неудобно же, невежливо. Нелли – гостья.

– Гостья! Так я из-за нее, как почтовая лошадь, бегай, а она нарочно Сережке поддаваться будет? Гости тоже должны быть деликатными и честными, да, честными. А так это не игра!

Зная по опыту, как нелегко в подобные минуты сразу успокоить добрую сердцем, но вспыльчивую и горячую Женю, Китти предоставила девочке уйти на боковую дорожку, в ее излюбленный для «дутья» уголок, а сама направилась к остальной компании.

Едва завидев приближение девушки, от группы молодежи отделился и быстрыми шагами поспешил к ней навстречу студент Юрий Муратов. Настигнув ее, молодой человек несколько взволнованно проговорил:

– Китти, можно мне поговорить с вами? Теперь же, сейчас? Скоро ведь позовут ужинать, а мне так нужно, так необходимо сказать вам кое-что!.. Сегодня я целый день искал случая, и все кто-нибудь да мешал.

– Конечно, можно. Говорите, я слушаю.

Китти подняла на собеседника свои большие синие глаза. От того, что она прочла во взгляде студента, во всем выражении его каким-то внутренним светом озаренного лица, дрогнули и опустились длинные ресницы девушки; горячий румянец залил ее нежные щеки, заставив порозоветь маленькие уши, сильнее и радостнее забиться сердце.

– Только не здесь. Ради Бога! – просил Юрий. – Вот Сережа к нам направляется. Пройдем куда-нибудь, хотя бы сюда, в каштановую аллею, в вашу любимую, – ласково скользнув глазами по милому лицу, слегка дрожащим голосом добавил он.

Девушка безмолвно направилась влево, когда за ними раздался вопрос Сережи.

– Китти, ты не знаешь, где Женя?

– По обыкновению, в своем «будуаре», – на ходу ответила сестра.

– Вы знаете, – уже к своему спутнику обратилась она, – французы уверяют, что будуар – это комната où les dames boudent[3]. Не правда ли, остроумно?

Но ни сама она, ни Юрий, как было бы в другое время, не засмеялись над удачным словцом, до которых вообще оба были большие охотники, только светлая улыбка промелькнула по лицам, во взглядах обоих. Но она скорее отражала еще неясное, но радостное чувство, которое дрожало в них, которое они как бы боялись спугнуть громким смехом или посторонним словом.

– Же-ня! – донесся до молодых людей звучный голос Сережи, но ответа на его призыв они не слышали. Впрочем, его и не последовало.

– Что ж ты не отзываешься, Жулинька, а-а? – добродушным тоном обратился Сергей к девочке, опускаясь рядом с ней на большую дерновую скамейку, устроенную наподобие турецкого дивана среди живой беседки уже отцветающей сирени.

Женя, не меняя позы, продолжала молча сидеть, капризно закусив нижнюю губу, нетерпеливо похлопывая ногой об ногу и теребя волан своего кисейного платья.

– Ну, будет злиться, Жук! Пойдем, а то неловко. Гостью свою, Нелли, одну бросила! Да и ужинать пора, сейчас опять «миска» примчится.

– Давно ли Нелли стала моей гостьей? – насмешливо заговорила девочка. – Кажется, ты гораздо больше ею занят, чем я. Наконец, пусть она и моя, но я великодушно предоставляю ее тебе! Я, язык высунувши, по два часа ради ее потехи больше бегать не стану, понимаешь? Не стану! – снова загорячилась Женя. – Смотреть на ее кривлянья и как она поддается тебе – тоже! Угодно, сам поди разок-другой шлепнись для потехи, нужно будет, и нос себе расквась, а нет – ногу вывихни, авось за это тебя одарят обворожительным взглядом дивных глаз.

Веселая улыбка пробежала по лицу Сережи.

– Кстати, глаза у нее прекрасные, – с ударением произнес он.

– У нее? Давно ли? – даже привскочила девочка.

– Всегда были! – спокойно и весело продолжал Сергей. – Разве неправда? Сама скажи.

– Уди-ви-тель-но! – насмешливо протянула Женя. – Глаза как глаза, в разные стороны не разбегаются. Еще этого не хватало!

– Ну, уж ты не станешь отрицать, что Нелли красива?

– И гра-ци-оз-на… – с величайшим презрением вторила девочка.

– И грациозна! – спокойно подтвердил Сережа.

– Грациозна? Она – грациозна? Ты смеешься, конечно? – снова вскочив и даже заломив от негодования руки, воскликнула Женя.

– Во всяком случае, в десять раз грациознее тебя, – прищурив глаза и пристально глядя в лицо своей собеседницы, тоном, не допускающим возражений, отрезал Сережа.

– Что?! Что такое?! Она?! Она!? Эта тумба грациознее ме… ме-ня?!

Глаза девочки сделались огромными и метали дождь золотых искр.

По мере того как все большим негодованием и обидой разгоралось лицо Жени, в черных смеющихся глазах Сергея мелькали добродушно-лукавые веселые огоньки.

– Смешно даже сравнивать вас! – так же неопровержимо продолжал он. – Она, Нелли, пластически грациозна, вот как любили древние греки, а ты… ты…

– Что я?.. – торопила Женя.

– Прости меня, ради Бога, но раз дело пошло на откровенность… Ты возле нее точно… цапля…