Догадка Ферма - Жан д'Айон

Зато справа кирпичные стены не превышали в высоту три туаза. Сколько же денег потребуется, чтобы закончить строительство, горестно подумал молодой человек. Пятьдесят тысяч ливров, самое малое! Как будто у него имеются эти пятьдесят тысяч!

Он вздохнул, удрученный неизбежными ближайшими расходами.

Удар грома вывел его из мрачного оцепенения. Он приободрился и выругал самого себя: в конце концов, какой путь уже пройден с той зимы, с того дня, когда они с Жюли и его родителями пришли в ужас, увидев замок в развалинах и заброшенную землю кругом.[2]

Положительно, покойный король Людовик, возвысив его до кавалера и сеньора Мерси, преподнес ему отравленный подарок. Имение Мерси уже больше ста лет пребывало в запустении, а земли его не только не приносили дохода, но и дорого обходились короне, из милости, содержавшей жителей.

Отныне Луи был самым настоящим сеньором, имевшим право вершить мелкие судебные дела. Он не испытывал от этого никакой гордости и считал себя скорее гарантом выживания двух сотен несчастных крестьян, которые с трудом обеспечивали себе пропитание, настолько запущенным было хозяйство. Эта новая для него ответственность порождала одни страхи.

Он вновь подумал о том, что уже влез в солидные расходы. Старое здание находилось в таком плачевном состоянии, что пришлось переделать весь остов и заменить черепичную крышу. И это не считая новых окон, высоких и широких, которые потребовала пробить Жюли, желавшая иметь светлый дом. Внутри все заплесневело и сгнило от времени, и они заменили двери, стенные деревянные панели, даже полы и потолки.

Без Мишеля Ардуэна, плотника, умевшего делать все, и его жены Марго, крайне экономной в денежных вопросах, ничего бы не получилось.

Теперь благодаря многочисленным каминам, которые были вычищены и частично переложены, в замке стало сухо и тепло. Дров вполне хватало, зато места было явно недостаточно. Кухню переместили в подвал, и только огромная зала площадью двадцать туазов на десять, с двумя прекрасными каминами, осталась в первозданном виде, на первом этаже. Именно в ней происходили свадебные торжества.

К большой зале примыкали с двух сторон комнаты поменьше. Левая стала библиотекой и рабочим кабинетом Луи, а правая — оружейной. Это была вотчина старого рейтара Гофреди.

Жилые помещения располагались на втором этаже. Там было пять спален; две для Луи и его супруги, одна для родителей или гостей, одна для Мишеля и Марго, последняя же — для Гофреди и Никола. Слуги теснились на чердаке, который разделили временными перегородками на маленькие клетушки.

Конечно, жизнь была трудной, но каждый мог наслаждаться теплом и трижды в день получать сытную еду в большой зале, где за длинным дубовым столом собирались все обитатели дома.

Ветер задул с удвоенной силой, струи дождя хлестали в окна. Телеги были почти разгружены, и несколько человек уже укрылись на кухне, чтобы поесть супа или выпить горячего вина. Деревья, окружавшие поместье, давно облетели, и пухлые черные облака, мчавшиеся по небу, усиливали ощущение печали.

А ведь в конце лета здешняя природа так радовала взор, с грустью подумал Луи. Денег тогда хватало, и на стройке трудилось больше пятидесяти человек. Полуразвалившуюся крепостную стену вокруг двора снесли с легкостью, старое здание обрело прекрасную черепичную кровлю, положенную на новенький остов. Строительство крыльев шло в таком быстром темпе, что Мишель Ардуэн надеялся завершить все до зимы.

Но преждевременное наступление ненастья прервало работы.

Теперь деньги скоро закончатся, с отчаянием твердил себе Луи, ощущая болезненную тяжесть в желудке.

Его блуждающие мысли обратились к сцене, которая произошла два месяца назад в кабинете кардинала Мазарини, нового премьер-министра Франции, в присутствии Мишеля Ле Телье, военного министра.

— Предлагаю вам пост офицера в моем доме, шевалье, — сказал тогда кардинал. — Вы мне снова понадобитесь.

Луи после некоторого колебания ответил:

— Монсеньор, я был счастлив и горд, помогать вам и служить королю. Но я не создан для такой жизни. Сейчас мне хочется только одного: в покое и любви жить с моей супругой.

Кардинал был разочарован, возможно, даже недоволен подобным отказом. Тем не менее, он наградил его суммой в тридцать тысяч ливров. Это было все, чем располагал Луи, чтобы продержаться до будущего урожая, иными словами, до июля.

Сейчас он твердил себе: почему я не принял предложения министра?

Дойдя в своих унылых размышлениях до этого пункта, он услышал, как за спиной у него отворилась дверь. Именно через нее по винтовой лестнице можно было спуститься на кухню. Вернулась его жена. Блеск и свежесть Жюли, улыбающейся и веселой, с розовым лицом без малейших следов пудры, всегда вызывали у Луи чувство радости и счастья. А Жюли де Вивон была хороша, как никогда, в этом бирюзовом корсаже и юбке под цвет глаз. Заботясь об элегантности или ради деревенского удобства, она приподняла подол, заколов его бантами, чтобы открыть взору плутовку, нижнюю юбку, под которой таилась скрытница, заветная мечта всякого любовника. Ее завитые волосы, собранные в валики на висках, подчеркивали прелестную челку.

Жюли сразу заметила озабоченный вид мужа. Она поняла, что его вновь тревожит будущее. Сколько уже раз они об этом говорили!

— Ты напрасно терзаешься, — сказала она, подойдя к нему и взяв его за руки. — Денег нам хватит, мы едва притронулись к тридцати тысячам, которые Мазарини дал тебе в благодарность за то, что ты спас ему жизнь.

Он принужденно улыбнулся и машинально поправил один из черных бантов, стягивающих манжету его рубашки, оставив другую руку в ладони Жюли.

— Возможно, но продержимся ли мы до будущего лета? Нам нужно отложить десять тысяч ливров, чтобы завершить самые срочные работы и оплатить материалы, в частности, эти проклятые камни. Не считая затрат на старую ферму с ее прогнившими амбарами. Десяти тысяч едва хватит, чтобы прожить зиму и весну до будущего урожая, заплатить нашим слугам и помочь несчастным обитателям Мерси. Подумай, ведь если тратить пол-ливра в день, что совсем немного, нам понадобится, по меньшей мере, три тысячи для двадцати человек, которые находятся у нас на попечении. А скорее всего, пять тысяч. Добавь к этому закупку посевного зерна и живности. У нас нет ни коров, ни лошадей для перевозки и пахоты. Каждое животное стоит не меньше ста ливров, и я еще не посчитал инвентарь для обработки земли. Весной надо будет платить рабочим. Даже десять солей в день составят пятьдесят ливров на человека, самое малое, и все это до сбора урожая.

— Ну и что же? — ответила она, с напускным равнодушием пожав плечами. — У нас остается еще десять тысяч ливров! Сверх того, мы можем занять денег у какого-нибудь банкира. У нас сто парижских арпанов[3]прекрасной земли под пшеницу, двадцать арпанов порожних пастбищ. Леса полны дичи и занимают площадь в сто пятьдесят арпанов. Обработав только половину земель, мы получим, за вычетом расходов на семена, от трех до четырех тысяч ливров. Да ты и сам это знаешь. Заведем скотину, Мишель поставит лесопилку, и наше имение принесет нам в будущем году от семи до девяти тысяч ливров, а бог даст, и больше.