Три стервы - Титью Лекок

На кафедру поднялся священник с двумя мальчиками-служками. Присутствующие встали, вразнобой зашаркав стульями. И тогда Эма поняла, что у опции номер один шансов нет и она прямиком провалится в истерику – держать удар она не способна. Завершив свой выход на сцену, священник сделал присутствующим знак садиться.

– Дорогие друзья, сегодня мы собрались в храме Божьем, чтобы попрощаться с Шарлоттой Дюрье.

Эта предельно простая фраза, к тому же содержавшая полный набор презираемых Эмой клише, вызвала такую бурю физических реакций, с которой ей не совладать. Стремительно накатывался обморок, и при этом комок в горле быстро разрастался, словно опухоль. Слезы уже готовы были пролиться, когда – о Божественное чудо! – звук поспешных шагов спас ее от катастрофы. Фред, растерянный, задыхающийся, остановился посреди центрального прохода, и даже на расстоянии всем была дана возможность созерцать струйки пота, скатывающиеся по его щекам, исцарапанным поспешным бритьем. Гонзо похлопал Антуана по плечу:

– Твой братец в своем репертуаре!

Бедняжка Фред явно паниковал. Эма осторожно махнула ему рукой, приглашая занять место рядом с ней. И только когда он скользнул на соседний стул, который из-за церковной акустики, естественно, заскрипел с удвоенной силой, она заметила, что изображено у него на спине. Этот придурок ухитрился надеть свою знаменитую футболку In Utero. Чтобы оценить степень дурного вкуса, нужно зримо представить себе сам рисунок: ангел с ободранной кожей и оголенными мышцами, венами, кишками и прочими внутренностями. Для похорон лучше не придумаешь.

Несмотря на это, секунд через сорок она уже превратилась в насос, с всхлипами качающий слезы. Гонзо неловко схватил ее за плечо, но его жест только усилил рыдания. Тело полностью вышло из-под контроля, как потерявшая управление машина, хотя Эма ощущала себя странным образом холодной и далекой от разворачивающейся на ее глазах сцены. Она словно беспомощно наблюдала со стороны за собственными слезами. Приступ строго следовал четкому порядку. Стоило священнику или кому-то из близких взять слово, как она начинала рыдать и, соответственно, больше ничего не слышала, что позволяло ей успокоиться. Но, едва затихнув, она снова начинала воспринимать надгробные речи, и водопад возобновлялся. Можно было подумать, что ее организм решил избавиться от всей содержащейся в нем жидкости. Если так дальше пойдет, из пор начнет сочиться кровь. Она тщетно пыталась сосредоточить внимание на Антуане, который попеременно сминал и разглаживал листок с текстом молитв, демонстрируя полное безразличие к ее талантам плакальщицы и будто не слыша всю богатую гамму производимых ею звуков: шмыганье носом, кашель, повизгивание, стоны, жалобное бормотание, задушенные вскрики.

Когда она покинула церковь, буря рыданий утихла, и Эма снова задышала. Как и положено на парижских похоронах, погода была пасмурной. Все они, старые друзья, собрались тут: молча затягивались сигаретами, выглядели неуклюже и держались чуть в стороне от остальных, пробуя угадать, какую роль эти люди могли играть в Шарлоттиной жизни. Что до них самих, то какие тут могут быть сомнения, все написано на лицах. С тем же успехом они могли держать табличку со словами “лицейские друзья”. Они долго так стояли рядышком, ждали и не произносили ни слова. Время от времени в их группке раздавался вздох. Шорох гравия, поддетого чьей-то ногой. У Жиля были красные глаза, и посреди молчания он произнес довольно неуклюжее “фак!”. Фред, который, к счастью, опять надел куртку, вдруг спросил, что они здесь делают. Ему ответил брат, чуть раздраженно объяснив, что они идут “домой”, чтобы помянуть покойную. А Гонзо неудачно пошутил насчет “убийственной атмосферы”.

Позднее Эма старалась не вспоминать этот “чертов говенный день”. Серия предельно неловких эпизодов, попытки друзей доказать, кто из них круче, странная идея, зародившаяся в ее гениальной голове. Все это сошлось на скромной поминальной тусовке, организованной в доме Шарлотты и Тюфяка. Тюфяк, впрочем, тут же превратился в Хлюпика в ходе душераздирающей сцены: рыдая и хлюпая носом, бедный парень свалился на пол гостиной (то есть имела место Эмина опция номер два) и принялся подвывать, как свинья, которую режут:

– Я не понимаю. Не понимаю. Все было нормально. Да, у нас были проблемы, как у всех. Почему же она не была счастлива?.. Я все делал для нее. И с работой все было хорошо. Она даже писала статью для Objectif Économie. Мы только что купили дом. Я готов был на все ради нее… Почему? Я даже не знал, что у нее есть оружие.

К счастью, вскоре двое мужчин в темных костюмах твердо взяли его под руки и вывели из комнаты. Приличия здесь блюли строго.

К этому времени Эма потеряла из виду своих приятелей. Ее окружали абсолютно пустые стены слишком белой квартиры, в которой так и не успела расцвести семейная жизнь. Эма вперилась застывшим взглядом в накрытый стол, испытывая при этом удушье, нараставшее с каждой секундой. И ни намека на бутылку водки, естественно. Горе здесь, конечно, заливали, но исключительно марочным бордо.

– Я бы посоветовал сент-эмильон.

Она обернулась. Ей хватило одного взгляда на чувака в безупречном костюме, чтобы догадаться: будет клеить. Достаточно его улыбочки. Уверен, мудак, что обходительность решает все.

– Спасибо, но я не пью, – ответила она тоном, который мог подразумевать “и не трахаюсь тоже”.

– Не хочу выглядеть невежливым, но вы, по всей вероятности, Эма? Шарлотта и Эдуард много рассказывали о вас…

Подобные фразы всегда вызывали у нее острый приступ паранойи. Когда о ком-то рассказывают много, то наверняка отнюдь не для того, чтобы превозносить его достоинства. А если еще учесть отношение Шарлотты к Эминому развратному образу жизни…

– А вы кто? Могу предположить, что коллега по работе.

– В точку. Позвольте представиться, Фабрис. Я кон-сультант в McKenture, из того же отдела, что Шар-лотта.

– А-а-а… Никогда ничего не смыслила в Шарлоттиной работе.

К несчастью, он принял это замечание за свидетельство интереса и принялся ее просвещать.

– Да, все очень сложно. Но если объяснить более-менее простыми словами, то компании спрашивают у нас совета по повышению рентабельности, улучшению показателей. Гамма возможных инструментов достаточно широка: слияния и поглощения, сегментация продукции и рынков, разработка новых продуктов, снижение затрат. Мы всегда готовы помочь, предложив меры, адаптированные индивидуально под конкретные условия.

Бинго, он поставил рекорд – ухитрился воткнуть в одну-единственную тираду как минимум десяток слов, которые она ненавидит.

– М-да… Я и мир бизнеса, знаете ли…

– Мы занимаемся как частными, так и государственными предприятиями. Вы бы удивились…

– Вот в этом я не сомневаюсь… Извините, но сейчас я хотела бы побыть одна. Для меня это трудный день.

Эма ожидала, что он хотя бы сделает вид, что смутился. Но нет. Месье “Мир-бизнеса-прекрасен” сохранил ту же непринужденную улыбку, протягивая визитную карточку “на случай, если вам захочется что-то реструктурировать в своей жизни”.