Щепка - Айра Левин

– Ах ты, Господи! Понимаешь, Кэй, начало семестра, запарка. Не потерпишь месячишко, другой?

– Извини, не могу, – ответила она. – Перебираюсь на новую квартиру. Так что, или забери их, или здесь оставлю. Между прочим, потеряла всякий интерес к архитектуре. Бог знает, почему.

Алекс ничего не знал о ее разрыве с Джеффом. Постарался проявить сочувствие:

– Хорошо, что переезжаешь. Замечательная в общем-то идея – начать все с белого листа. И куда?

Она объяснила:

– Буду жить на последнем этаже, прямо под крышей. Ист-ривер из гостиной – как на ладони, а из спальни – кусочек Сентрал-парка. Квартира такая светлая. И соседство славное – старинные низенькие домики, как на картинке. Музей Купера-Хьюитта совсем рядом, через дом.

– Тринадцать... два нуля... Мэдисон... – протянул он тоном, каким обычно сбивал ее с толку. – Это тот дом, что наособицу? Места занимает мало и торчит, как лучина, скорее даже, как щепка?

Она вздохнула и сказала:

– Да, он самый.

– Кэй, это же дом, где прошлой зимой в машинном отделении лифта у мужика оторвало голову. Вспомнила? Он там еще был завхозом, что ли? По-моему, в этой щепке еще трое или четверо откинули копыта – ни с того, ни с сего, а дом-то совсем новый, можно сказать, с колес. Я тогда почему адрес запомнил? Тринадцать с нулями – несчастливое число. Вот и не будь после этого суеверным... В программе новостей по ящику прямо так и сказали: "Тринадцать с двумя нулями на Мэдисон – роковое число". Еще что-то там говорили, но это я запомнил точно. Конечно, ты...

– Алекс, – сказала она, – знаю я все это. Камешки в мой огород? Намекаешь, что я с предрассудками?

– С чего ты взяла? Я только хотел сказать... в общем, и в мыслях не держу, что ты с предрассудками. Просто решил, чтобы ты об этом знала, если вдруг не в курсе.

– Книги, Алекс. Давай по теме.

Они договорились, что он заедет в воскресенье после обеда, упакует их, в течение недели перевезет. Попрощались. Она положила трубку.

Кассандра в брюках... Сплошной негатив, никаких положительных эмоций!..

Этот хозяйственник... Конечно, ужас! Но квартира все равно отличная. Алекс и ведущий на ТВ со своим блокнотом триллеров из жизни города ее решения не изменят. Три смерти, пусть даже четыре – это не много за три года. Двадцать этажей... По две квартиры на каждом – сорок семей. Конечно, не все семейные, но все-таки всякие там чады-домочадцы. Одни съехали, другие въехали... Обслуга... Арифметика какая-то!

Фелис потерлась о щиколотку. Она взяла ее на руки. Кисуля!.. Разлеглась на плече, мурлыкая.

– Ну, Фелис, тебе там понравится, – сказала она, зарываясь в пушистый мех. – Неизведанный мир, а тараканов нет и в помине. И поиграть тебе будет не с кем, моя глупыша! Это я так считаю, а вообще, кто знает...

Мужчина в светло-голубом свитере обогнал ее, толкнул дверь из толстого стекла, придержал и, пропуская ее в подъезд, изогнулся дугой. Она несла две плоские коробки – одна на другой – с милыми сердцу хрупкими безделушками. Швейцар в это время усаживал кого-то с чемоданами в такси, из которого она только что вышла. Когда проходила мимо мужчины, задела его вытянутую руку. Улыбнувшись, поблагодарила. Он – голубоглазый, в общем-то красивый – показался ей совсем юношей.

На мраморном полу, у входа в швейцарскую, елозил на коленях рабочий, Тук-тук! Тук-тук? – не то выбивал плиту, не то, наоборот, уже прилаживал. Над дверями лифтов, на индикаторах красным высвечивалось – Б и 15.

Молодой человек подошел следом за ней к лифту и встал справа от нее. Она скользнула по нему боковым зрением. Стоит, подняв голову, и смотрит то на один индикатор, то на другой... В руках пластиковая сумка из серии "Благодарим за покупку" со всякой всячиной из супермаркета, Кроссовки "Рябок", джинсы, бледно-голубой пуловер, Хорошая стрижка, подтянут, ее роста, с рыжеватым отливом темно-русые волосы, Лет двадцать пять – двадцать шесть... Он повернулся к ней и сказал:

– Позвольте ваши коробки.

– Они не тяжелые, – ответила она. – Спасибо.

Он улыбнулся. Улыбка обворожительная... Во весь рот. На щеках ямочки, глаза сверкают.

Она улыбнулась в ответ, взглянула на индикаторы. Б и 15...

– Что там еще? – спросил этот очень молодой мужчина и направился к контрольным мониторам, мерцающим на стене вестибюля, выложенной мраморными плитками. За кадками с зелеными растениями...

Вошел швейцар, здоровяк, по имени Терри, в серой униформе, удивительно краснощекий. Когда была здесь последний раз, прощаясь, дала ему десять долларов. Он, взглянув на нее смущенно, сказал:

– Простите меня, что дверь вам не открыл.

– Ничего страшного, – ответила она.

– На пятнадцатом опять лифт держат, – сказал молодой человек.

Терри кивнул в сторону мониторов:

– Гофманы эти... – Наклонился, прищурился и ткнул в кнопку. Не отнимая пальца, давил и давил. Обернулся к ней: – Дмитрий только что подогнал вторую машину. Опять загружает.

– Не скоро, наверное, спустятся, – сказала она. – Надумали, должно быть, перекусить.

Молодой человек направился к двери на черную лестницу:

– Выясню, что там.

– Копуши... – откликнулась она, глянув на него поверх коробок.

По улице неслась полицейская машина с сиреной, мигая красно-белыми вспышками. Терри – уже наготове! – распахнул дверь настежь: в вестибюль вбегал любитель бега трусцой в хлопчатобумажном костюме с капюшоном.

– Спускаются, – сказал молодой человек, вернувшись. – Вы переезжаете в наш дом?

– Да, – ответила она. – В двадцатую Б.

– Я из тринадцатой А, – сказал он. – Пит Хендерсон.

– Очень приятно, – ответила она, улыбаясь ему из-за коробок. – Кэй Норрис.

В стороне бегун продолжал бег на месте, время от времени поглядывая на нее. Она перехватила его взгляд.

Он стал смотреть на рабочего. Тот по-прежнему что-то там выравнивал, постукивая. Бегуну лет сорок, подумала она. Запавшие щеки, выпирающие скулы, песочного цвета усы...

– Вы откуда к нам сюда?

– Бэнк-стрит, – ответила она. – Это в Гринвич-Виллидж.

Створки лифта разъехались в стороны. Из кабины выскочил ризеншнауцер на поводке и заскользил лапами по мрамору – женщина в голубом брючном костюме из хлопчатобумажной ткани в рубчик удерживала пса. Была она в темных очках с зеркальными стеклами и белой косынке. Мужчина, возникший следом за ней, был в таких же точно очках, в куртке военного образца, слаксах и бейсбольной шапочке. Догнал женщину. Они сплели пальцы рук и потащились за шнауцером на выход.

Она вошла в кабину лифта, обитую коричневой кожей, повернулась. Пит Хендерсон нажал кнопки 13 и 20, взглянув на нее. Она улыбнулась. Кивнул бегуну. Тот, нажав кнопку 9, тоже кивнул и повернулся к ним спиной. Вдоль позвоночника на серой ткани тренировочного костюма проступали темные пятна. Над дверью, в рамочке, мелькали цифры этажей. Перевела взгляд на видеокамеру в углу кабины. Нахмурилась... Конечно, эта аппаратура, возможно, вещь необходимая – кто застрял? почему? – но, с другой стороны, вызывает беспокойство – тебя видят, за тобой следят...