Твоё место - Борис Олегович Пьянов

её молчал и голова его с полузакрытыми глазами качалась из стороны в сторону на поворотах и ухабах дороги. Игорька положили в больницу, что то там исследовали, смотрели, слушали. Как то раз Ирина пришла к брату вечером, она уже не плакала, только глаза её, раньше всегда улыбающиеся и ясные, несмотря на сложную жизнь одинокой женщины, теперь застыли казалось в одной точке, как будто замёрзли. Игорька отправляли в москву, в какую то там специальную больницу. Долго совещавшись, врачи сказали, что такую операцию могут сделать только в Москве. Болячка была страшная и неожиданная, до этого Канашкин думал, что такое бывает только у очень пожилых людей. Сидя за столом, долго говорили с сестрой, обо всем, вспоминали своё детство в деревне, из которой потом, по очереди, переехали в город, своих родителей‚ отца, мать, тяжело и много работавших в колхозе, маленького Игорька. Говорили, то вспоминая своё детство и ту, как казалось прошлую свою жизнь, то соскакивая в разговоре на то главное, зачем пришла Ирина — болезнь, операция, больница, страх.

Он отдал сестре все деньги которые скопились, дал адрес своей бывшей жены в Москве ‚ остановится на первое время. До этого практически не общались, созваниваясь только для того, что бы уладить дела по разводу. Сейчас заставил себя позвонить ей, коротко рассказав о случившемся, не просил, а сказал, что и как она должна сделать. Бывшая, как он называл её, не спорила и не возражала. То и как он ей рассказал о навалившейся беде, вызвало не только материнскую жалость и страх за своё, даже ещё не рождённое дитя, но и заставило подумать о своём Саше как тогда, в первые, счастливые годы их жизни. С тех пор прошел уже почти год. Игорьку сделали операцию, вроде все получилось у врачей, но надо было лежать под наблюдением. Долго. Ирина устроилась тут же, в детскую поликлиннику при больнице — нянечкой. Убирала, помогала мед-сестрам, работала одним словом. Да и жить на что то надо было. Зарплата небольшая, но тут выбирать не приходилось — главное рядом с сыном. Несколько раз на дню забегала к нему ‚ сначала просто побыть рядом убедившись что с ним всё в порядке а потом и почитать с ним, порешать простые школьные задачки, просто рассмешить, да и детишкам на соседних кроватках то сладости подсовывала а то и просто гладила своей тонкой рукой по их маленьким головкам, жалея и пытаясь хоть как то отвлечь тех от страха и боли. В отделении её хорошо знали и считали своей. И вот он, этот поздний звонок на работу брату, единственному человеку в этом мире.

Очнулся Сашка когда перепуганная телефонистка нагнувшись, трясла его за плечо. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене и уперев согнутые в коленях ноги в стойку пульта, держа обеими руками черную трубку телефона прямо перед лицом.

— Умер, сказал он… Игорёк у нас умер… и отдал ей трубку.

Получалось, что похороны должны быть уже через день. Сестра узнав о своём горе просидела в съемной комнате почти двое суток, как в забытьи одна, теперь уже совсем одна. Она ушла в себя и забылась, отстранившись от произошедшего, находясь в полудремотном состоянии полного безразличия и прострации. Растолкал её сосед по комуналке, взявший трубку звонившего телефона в общем коридоре. Звонили из больницы, лечащий врач. Оказалось, что надо заниматься похоронами. Очнувшись, она и позвонила брату.

Купив билет на поезд, Сашка уже понимал, что на похороны он не успевает. Жалел до слёз, что не сможет попрощаться с племянником как положенно, не увидит больше никогда его лицо, такое беззащитное и родное. И в то же время боялся того, что пришлось бы пережить провожая маленького, родного человечка в темноту и холод могилы. Засыпая на своей верхней полке раскачивающегося вагона, он молил Бога за то, что теперь запомнит Игорька живым и здоровым, с такими же как иу него самого в детстве, смешными кудряшками. Уже во сне мелькали лица, куски фраз ‚ смех Игорька и его глаза в детских, несерьёзных слезах… До московской квартиры в которой сестра снимала комнату, Сашка добрался к вечеру следующего дня. Мелкий осенний дождь и лужи вперемешку с опавшими листьями вымочили и куртку и ботинки. Всё закончилось еще в обед. На общей кухне стоял поминальный стол с неубранными салатниками и початыми бутылками. Сестра в черном платке на плечах, сидела на краю стула за этим столом, её сосед, пожилой уже мужик, сидел рядом, глядя куда то мимо её покрытой чёрным головы и что то медленно говорил. Увидев вошедшего брата, Ирина поднялась было со своего стула, но тут же села обратно, уронив голову на сложенные на столе руки. Сосед, погладил её по голове и прошептав что то одними губами, пошел к себе в комнату, только кивнув Сашке головой, спрятав, вовремя отвернувшись проступившие наконец-то слёзы.

А ночью Сашка был на похоронах… Во сне Саша видел и больницу и плачущую сестру, свою бывшую жену пришедшую на похороны, тёщу, державшую скомканный платок возле рта, каких то еще людей прятавшихся от моросящего дождя под разноцветными, как будто не к месту зонтами, женщин в больничных халатах и маленький гроб в белых кружевах внутри. Все было четко и упорядоченно. Не видел он только Игорька. Потом, там же в своём сне, он шел по кладбищу, туда где будет теперь Игорёк… шел уже по дорожке между могил и вдруг во сне его поразила мысль:

— Как жея найду его место, где же искать могилу, я ведь не был на похоронах? Спрашивал во сне Саня сам себя. И тут же, во сне, перед ним появился Игорёк, его Игорек, только повзрослевший и серьёзный как наверное и подобает месту. Он был в новенькой школьной форме, с галстучком, как на школьной линейке первого сентября, куда Сашка привел его вместе с Ириной, давшей сыну большой букет цветов — для учительницы! Игорек, протянул руку к Сашке и своим, таким знакомым голосом сказал ему, отвечая на все вопросы — не бойся дядя Саня, пойдём, я покажу где… Саня шел по дорожке, держа руку Игорька в своей и боялся её отпустить, что бы не потерять его и здесь, или не потеряться самому. Он шел чувствуя тепло маленькой ладошки в своей руке и видел перед собой завитки волос на виске, старался заглянуть и увидеть лицо Игорька, но никак не получалось… перед ним мелькал то знакомый носик, то ямочка