День перед Рождеством - Алёна Янушко

яркости белого снега я зажмурилась. Слишком светло. Снег сверкал от солнца будто по нему рассыпаны мелкие осколки разноцветного стекла.

Перебежали дорогу и вошли в пиццерию. Внутри было почти пусто. У дальнего столика в углу сидела молодая женщина с двумя детьми, примерно пяти и десяти лет. Они ели пиццу руками и о чём-то болтали.

— Что будем? — спросила я Олю.

— Есть не хочу, только чай или кофе. Сейчас решим, — и она направилась к стойке. Я следом.

— Какой чай у вас есть?

Девушка у кассы перечислила:

— Чёрный, чёрный фруктовый в ассортименте, и зелёный есть.

— Зелёный обычный? — уточнила Оля.

Девушка повернулась к деревянной коробочке, которая была разделена на ячейки. В каждой — пакетики чая.

— Зелёный, зелёный с мятой, зелёный с ромашкой..

Оля перебила:

— Буду с мятой! А ты? — она повернулась ко мне.

— Аналогично, — мне лень было выбирать.

Мы получили чай в обжигающих руки стаканах и уселись за дальний столик. Не отрываясь смотрели молча друг на друга секунд тридцать, будто проверяли, изменилось ли что-то. Потом заулыбались и перебивая друг друга обсуждали работу, новые заведения в столице, нездоровые отношения, планы на отпуск, который уже весной у обеих.

— Ты счастлива? — вдруг спросила Оля.

Я растерялась от этого простого вопроса, и такого сложного.

— Да, — неуверенно ответила, — если в целом, да. Но в моменте — устала. Хочу всё бросить, умчаться в необитаемый город и остановиться на время в своих мыслях. Знаешь, у меня в голове постоянно рой мыслей. Они хаотичны. Помнишь, мы учили на уроках физики о броуновском движении частиц? Вот в моей голове сейчас такая история происходит, — я глотнула чаю.

— У тебя точно всё в порядке? Не хочешь уехать отсюда? Высвободиться?

— Почему спрашиваешь?

— В твоём ответе слышу “могу быть и счастливее”, — она передразнила меня голосом и улыбнулась только губами, глаза остались серьёзными, — и я знаю, ты можешь.

— Да прекрати, у меня всё хорошо!

— Ага, только ты любишь страдать, — Оля скорчила гримасу.

— Доля правды в этом есть.

Мы ещё проговорили около получаса. Допили чай и вышли из кафе. В этом году мы встретились последний раз. После Рождества Оля возвращается в Минск, а я — в свои привычные дни.

Подруга подбросила меня домой и умчалась. Я заметила, что у ворот припаркован папин “Рено”.

— Наконец-то явились, — пробормотала я и открыла калитку. Снег во дворе расчищен и я беспрепятственно добралась до входной двери.

Вошла в коридор, свет был включён. И на кухне тоже. Меня встретила кошка, следом появился Андрей с ножом в руках.

— Привет. Уже хотел тебе звонить! В какую тарелку резать овощи для винегрета? — сходу спросил он.

— Ты что делаешь? — ответила вопросом на вопрос, стаскивая ботинки.

— Винегрет. Так где тарелка?

— Возьми чёрную, стеклянную такую, — ответила я и направилась в ванную. Включила воду, пока она нагревалась бросила взгляд в зеркало. Вдох. Выход. “Только не психуй, умоляю тебя, Алёна. Все будет хорошо. Не порти день”. Вымыла руки и вышла в кухню. Папа сидел на табурете и чистил картошку, Андрей нарезал кубиками отваренную свеклу, по телевизору шёл “Гараж”, тот самый, 1979 года.

— Привет..

— Привет. Картошку почти почистил. Что ещё помочь? — спросил папа, и я уже собралась резко бросить что-нибудь вроде “Помочь? Будто мне одной это нужно!”, но сдержалась. “Не портить день” вспомнила как мантру и ответила:

— Сейчас посмотрим, — и открыла меню в кулинарной книге.

Просмотрела его и с радостью выдала:

— У нас почти всё готово! Осталось поставить рыбу в духовку перед ужином и заправить салаты.

— Ну и хорошо, — констатировал папа, откладывая чистилку в сторону, — пойду тогда прилягу.

— Ладно, а мы ещё успеем украсить ёлку. Что скажешь? — повернулась к Андрею.

— Давай! Помоги с винегретом, потом займёмся ёлкой.

Папа помыл картошку, залили её холодной водой в кастрюле и удалился. Мы покончили с овощами, загрузили грязную посуду в посудомойку и направились на поиски украшений для ёлки. Вышли в веранду и достали с антресоли розовую картонную коробку из-под обуви. Коробка была заполнена огоньками, мишурой и пластиковыми шарами. Сверху лежали три разноцветных стеклянных шара. Я помнила их из детства. В то время мы украшали живую ёлку, но маме это не нравилось. Потому что из-за тепла в доме иголки быстро осыпались и их трудно было собирать. Когда мы с Андреем чуть повзрослели, родители купили искусственную ёлку.

Пластиковые шары были двух цветов: бордовые и жёлтые. Бордовые напоминали томаты, усыпанные блёстками, а жёлтые — блестящие мандаринки.

— Мне не нравится эти шары, — грустно сказала я Андрею.

— Мне тоже не очень.

— Что это раньше за тренд такой был, украшать ёлку одинаковыми пластмассовыми шарами?

— Не знаю. Что будем делать?

— Мне нравятся эти, стеклянные, — я взяла в руки зелёный, белой краской на нём был изображён бледный снеговик, — Жаль, осталось только три. Остальные, наверное, были разбиты.

— Если мы украсим ёлку жёлтыми пластмасками, получится яркая грустная ёлка, — произнёс Андрей, вертя в руке “мандаринку”. Я всё ещё рассматривала красивый зелёный шар:

— Помнишь дедушкину ёлку?

— Ага, то была лучшая ёлка на свете.

Дедушка всегда ставил высокую живую ёлку, на которой ни одно из украшений не повторялось.

— Помнишь, там были медвежонок с гармошкой, бельчонок, мальчик-космонавт? — спросила у Андрея

— Да, а ещё шары со снежинками, часики, избушка. И, наверное, много ещё чего.

— Сейчас таких не делают, — вздохнула я и задумалась: — Как думаешь, где они сейчас? Эти украшения. Вряд ли их выбросили. Это же сокровища, — Андрей положил “манжаринку” обратно в коробку.

Дедушка умер лет десять назад. Разбором вещей занималась тётя.

— Даже не представляю, — ответил брат.

— А поехали поищем? — предложила я.

— Куда поехали? — не понял Андрей.

— Помнишь, коробка всегда лежала на шкафу, в дедушкиной комнате?

— Помню, но столько лет прошло. Вряд ли она ещё там, — сомневался Андрей.

— Давай проверим, — взмолилась я, — эти пластмасски мне совсем не нравятся! — я в отчаянии взглянула в коробку с украшениями.

Мы закрыли розовую коробку, засунули её обратно на антресоль. Взяли стеклянные шары и пошли в гостиную, повесили их на ёлку.

— Зови папу, Если ехать, то сейчас, пока светло, — сказал Андрей.

— Он спит, — из спальни слышался храп.

— Разбуди, ничего страшного!

— Ладно, — согласилась я. Папа с трудом прорывался сквозь сон и не мог понять, что мы от него хотим. Но когда взбодрился, с радостью поддержал идею. Мы быстро натянули тёплую одежду и поехали в деревню.

Дорога была завалена снегом и мы ехали дольше, чем обычно. В деревне жили не больше десяти человек, остальные умерли или уехали. Дом дедушки и бабушки —