Цеховик. Книга 14. Воин света - Дмитрий Ромов

Но, я-то знал заранее, что так оно и будет, так что теперь прижмусь к борту и рвану наверх, по разбитому фонарю, или как у летунов называется кабина, короче, вот по этому каркасу, как по лестнице. Заскочу наверх, а там посмотрим.

Но не успеваю я выполнить свой манёвр, как Наташка, моя суженная, резко, со скоростью света бьёт кулачком назад, за себя, делая движение, как японский кот, приносящий удачу. Манэки-Нэко. Бац! Точнёхонько по носу. Такого бычка подобным ударом не уработаешь, естественно, но здесь же важен эффект неожиданности.

Урод хватается за нос, ослабляя хватку, внимание и всё прочее лишь на мгновенье, но этого мгновенья как раз хватает для того, чтобы Наташка быстро подалась назад, прячась за борт и ударила своего похитителя в спину ногой. Вот тебе и фокус, фокусник!

Он рефлекторно хватается за края дверного проёма, роняя ствол. А мне этого мгновения оказывается достаточно, чтобы дёрнуть за ремень автомат и, поймав, перехватить, взяться за рукоятку и нажать на гашетку.

Гори, Бомбей, гори, Бомбей!

Моя девчонка пьёт коктейль!

А мне-мне-мне-мне всё равно

Я пью какое-то вино!

И потом…

Жми, парень, жми на гашетку

В этой войне ты лишь марионетка…

В общем, под эту юношескую матерную песнь я и жму, оставляя на белой рубашке этого мудилы тёмно-красный рисунок в виде ожерелья. Чистый гранат, волшебный огненный пироп.

Жизнь моментально покидает простреленное тело, и оно, как уже упомянутый куль, летит вниз, в живописнейшее ущелье и заставляет вспорхнуть тучу испуганных, да чего там испуганных, попросту оху*вших птиц.

Спасибо, милая, мы с тобой действительно одной крови. Одного поля ягоды и два сапога пара, что не может не радовать. Правда, выбор свадебных аттракционов оказывается весьма специфическим, ну, да что уж тут поделать…

Теперь неплохо было бы попасть в салон, но шагнуть с крыла в гостеприимно распахнутую дверь идея, прямо скажем, так себе. Расстояние здесь немаленькое. Можно, конечно, как бы разбежаться и прыгнуть или вскарабкаться на верхнее крыло, проползти по хребту этой птички и, спустив ноги, соскользнуть в дверь, да только ни один из этих вариантов не кажется легко осуществимым. То есть всё это фантастично и невыполнимо. Без тренировки, по крайней мере.

Поэтому я решаю попробовать высадить к херам раму. Оконную, в смысле. Хватаясь за «ниточки» растяжек, я бью ногой по остеклению рубки. Бью и бью, раз за разом. Больно, конечно, и туфлям трындец, но жизнь дороже, тем более, прожить её надо так, чтобы не было мучительно… и всё такое.

При каждом ударе самолёт чуть отскакивает вправо. Должно быть, пилот в испуге дёргает штурвал. В конце концов, при помощи ног и «калаша» мне удаётся разворотить фонарь и проникнуть в кабину самолёта.

Я сразу пробиваю пилоту в тыкву. Не сильно, для профилактики.

— Лети обратно, сука! — требую я.

Но оказывается, что он действительно новичок и взлететь-то взлетел, а вот садиться ему очень страшно. И топливо уже на исходе и в целом ситуация крайне нездоровая. А тут ещё и выстрелы, какие-то бандитские разборки и вообще, не пойми что, а он простой сельский авиатор, решивший срубить пару рубликов.

— Ты за эти пару рубликов теперь будешь знаешь сколько мыкаться, дурачок? Сажай давай, пока не стемнело! Почему дверь не закрыта, кстати?

А двери просто нет, вот и весь сказ.

Всё это время он летает по большому кругу вокруг того поля, откуда мы взлетели.

— Сажай, гад, пока керосин ещё есть! Ты слышишь⁈ Сажай, тебе говорю! Уже почти темно.

Но он так и кружит, пока из-за холма, совершенно в духе Копполы, со зловещей мрачностью не вылетают два вертолёта. Они зависают в лучах закатного солнца и демонстративно берут на прицел нашу крылатую птицу. И тут уж начинающий лётчик оказывается в положении, когда нужно выбирать из двух зол то, что не такое злое.

Посадка проходит более-менее благополучно. Мы с Наташкой смягчаем толчки и удары крепкими объятиями.

— Ну, ты просто огонь, — говорю я. — Вырубила матёрого бандоса. Бац, и нет его, нос ему снесла.

— Ох, Егорка, — жмётся она ко мне и никак не разжимает объятия. — Я так испугалась, просто ужас. Просто ужас!

— Я тоже, милая, — качаю я головой. — Но это ничего, главное, всё уже позади, правда?

Мы выходим из самолёта. К нам бегут вооружённые люди. И Толян бежит, и даже Злобин. Наташка поднимает глаза, окидывает меня взглядом и начинает смеяться.

— Что⁈ — удивлённо улыбаюсь я.

— Ой, — качает она головой и смеётся всё громче и сильнее. — О-хо-хо!

Звенит, журчит, как горный ручеёк и даже слёзы из глаз начинают капать. Слова сказать не может и только показывает на меня, на мою голову.

— Что не так? — не могу понять я. — Ты чего? Наташ, ты чего?

Злобин с Толиком тоже начинают улыбаться, потом — тихонечко смеяться а, в конце концов, хохотать, как сумасшедшие.

— А, — киваю я, — массовая истерика. Бывает.

От этих слов они ржут ещё громче.

— Да что с вами? Доктора, скорее доктора, тут люди с ума сошли внезапно.

Наконец, смех стихает.

— Причёска, — едва выговаривает Наташка. — Посмотри на свою причёску.

Я подхожу к машине, выворачиваю зеркало и… ну, да, симпатично, чего уж хохотать-то… Волосы стоят вертикально, исключительно дыбом. Ветром надуло.

— Ладно, — говорит Де Ниро. — Смех смехом, как известно, но могут быть и дети. Живым никого не взяли. Факир был пьян, и фокус не удался, конечно, но допросить нам некого. Только лётчика, но он, похоже, мало что знает. Вы, конечно, отлично сработали, слов нет, но прыгать на крыло взлетающего самолёта очень опрометчиво, практически безумно.

— Наташ, они не говорили, куда хотели лететь?

— В сторону Краснодара, в какую-то станицу. Название не говорили, просто станица и всё.

— А как тебя вывели? Почему ты пошла вообще? И как тебя выпустили?

— Подошёл человек Анатолия и попросил пройти на одну минутку, — качает головой Наташка.

— Зачем?

— Чтобы ознакомить с дополнительными правилами безопасности, что-то такое сказал. Я пошла в туалет, а когда возвращалась, он подошёл. Я, говорит, провожу. У нас тут всё безопасно, но режим… да, так и сказал, режим нужно соблюдать. Пойдёмте, говорит, я вас провожу. А потом подскочили циркачи и я даже опомниться не успела, как оказалась в ящике, а потом