Я исчезну во тьме. Дело об «Убийце из Золотого штата» - Мишель Макнамара

Все это она проделывала с особым тактом, писала по ночам, когда члены ее семьи спали, среди разбросанных ее дочерью листов цветной бумаги, записывая номера законов Уголовного кодекса Калифорнии цветными мелками.

Я сама – отъявленный коллекционер убийц, но я не подозревала, что человек, которым поглощены мысли Мишель, – тот самый «Убийца из Золотого штата», пока она не начала писать об этом кошмаре наяву, о человеке, виновном в пятидесяти сексуальных преступлениях и как минимум десяти убийствах, совершенных в Калифорнии в 1970–1980-х годах. Это было давнее нераскрытое дело: свидетели и жертвы сменили место жительства, умерли или постарались забыть прошлое, его эпизоды относились к множеству юрисдикций в Южной и Северной Калифорнии. Оно охватывало множество уголовных дел, не содержащих таких улик, как следы ДНК или результаты анализов. Лишь очень немногие писатели взялись бы за подобный случай, и еще меньшая их часть успешно бы с ним справилась.

Въедливость Мишель в работе над этим делом изумляла. Приведу один показательный пример: путь пары запонок, похищенных с одного места преступления в Стоктоне в 1977 году, она проследила вплоть до сайта магазина в Орегоне, торгующего винтажными вещами. Но этим она не ограничилась: она могла бы также рассказать, что «мужские имена на “Н” встречались сравнительно редко, всего один раз на сотню в 30–40-х годах XX века, когда скорее всего и родился первый владелец этих запонок». Заметьте, это даже не ниточка, ведущая к убийце: это ниточка, ведущая к запонкам, украденным убийцей. Подобная одержимость деталями типична для Мишель. Как пишет она сама, «однажды я целый день собирала все сведения, какие только могла, об одном члене команды по водному поло школы Рио-Американо 1972 года, так как на фото в школьном альбоме выпускников он выглядел поджарым, но с развитыми мышцами икр» – такова одна из возможных особых примет «Убийцы из Золотого штата».

Многие писатели, по́том и кровью собравшие столько материала, могли просто запутаться в деталях: статистике свойственно вытеснять человечность. Черты, благодаря которым человек становится педантичным исследователем, зачастую идут вразрез с этим жизненным качеством.

Однако в книге «Я исчезну во тьме» содержится не только прекрасное освещение событий, это еще и в равной степени точный моментальный снимок времени, места и личности. В работе Мишель оживают калифорнийские жилые микрорайоны, потеснившие апельсиновые плантации; новенькие комплексы с зеркальными окнами, где жертвы превращаются в звезд собственных душераздирающих триллеров; городки в тени гор, раз в год кишащие тысячами ползучих тарантулов в поисках пары для спаривания. И люди, боже ты мой, люди – оптимисты из числа бывших хиппи, энергичные молодожены, мать и ее дочь-подросток, которые спорят из-за свободы, ответственности и купальников, не ведая, что этот спор станет для них последним.

Меня все это зацепило с самого начала – как, по-видимому, и Мишель. Ее многолетняя охота за личностью «Убийцы из Золотого штата» далась ей нелегко: «Теперь у меня в горле навсегда застыл крик».

Мишель скончалась во сне в возрасте сорока шести лет, не успев закончить эту впечатляющую книгу. Вы найдете здесь также записи по делу, подготовленные ее коллегами, но личность «Убийцы из Золотого штата», его «автора», остается неизвестной. Эта личность меня нисколько не интересует. Я хочу, чтобы его поймали; мне все равно, кто он такой. Посмотреть в лицо этому человеку неинтересно; знать, как его зовут, – тем более. Мы знаем, что он натворил, и любые сведения помимо этих неизбежно будут ощущаться как заурядные, блеклые, какие-то шаблонные: «Моя мать была жестокой. Я ненавижу женщин. У меня никогда не было семьи…» и так далее. Я хочу больше знать о настоящих, адекватных людях, а не о грязных отбросах человеческого рода.

Я хочу больше знать о Мишель. Пока она подробно рассказывала о том, как искала этого человека-тень, я поймала себя на мысли, что старательно отмечаю все подробности, касающиеся самой писательницы, которой я искренне восхищаюсь. Кем она была, эта женщина, которой я доверилась настолько, чтобы погрузиться в этот кошмар? Какой она была? Что сделало ее такой? Откуда в ней эта тактичность? В один из летних дней я вдруг направила машину по занимающему двадцать минут маршруту от моего дома в Чикаго до Ок-Парка и переулка, где полиция нашла «ту самую девушку», а Мишель-писательница – свое призвание. Только оказавшись на месте, я осознала, зачем туда поехала. Просто я тоже вела свои поиски, следила за этой удивительной охотницей во тьме.

Гиллиан Флинн

Тем летом я охотилась за серийным убийцей по ночам, вела поиски из детской моей дочери. Как правило, я имитировала ритуал отхода ко сну нормального человека. Чистила зубы. Переодевалась в пижаму. Но после того, как мои муж и дочь засыпали, я удалялась в свой импровизированный рабочий кабинет и включала ноутбук – люк шириной пятнадцать дюймов, ведущий к бесконечным возможностям. По ночам в нашем районе, расположенном к северо-западу от делового центра Лос-Анджелеса, стоит удивительная тишина. Порой единственными нарушавшими ее звуками были клики, с которыми я, используя функции просмотра улиц в гугл-картах, подбиралась как можно ближе к подъездным дорожкам незнакомых мне людей. Почти не шевелясь, всего лишь нажатием пары клавиш я преодолевала десятилетия. Школьные альбомы выпускников. Свидетельства о браке. Фото, сделанные полицейскими сразу после ареста. Я пролистала тысячи страниц полицейских архивов 70-х годов XX века. Корпела над отчетами о вскрытии. То, что заниматься всем этим приходилось в окружении полудюжины плюшевых зверюшек и комплекта миниатюрных розовых барабанов-бонго, меня ничуть не смущало. Я нашла свое место для проведения исследований, уединенное, как крысиный лабиринт. Каждой одержимости необходимо собственное пространство. В моем были разбросаны разноцветные листы бумаги, на которые я наспех выписывала цветными мелками номера законов Уголовного кодекса Калифорнии.

Около полуночи 3 июля 2012 года я открыла файл, в котором составляла список всех необычных предметов, украденных им за долгие годы. Чуть больше половины списка я уже выделила жирным шрифтом: это были глухие тупики. Следующим пунктом был поиск запонок, похищенных в Стоктоне в сентябре 1977 года. В то время «Убийца из Золотого штата», как я привыкла его называть, до убийств еще не дорос. Он был серийным насильником, известным как «Насильник с востока», нападал на женщин и девушек в их собственных спальнях – сначала на востоке округа Сакраменто, затем переключился на населенные пункты Калифорнийской долины и восточной части области залива Сан-Франциско. Молодой, от восемнадцати до тридцати лет, белый, атлетически сложенный и способный ускользать от погони, перелезая через высокие заборы. Его предпочтительной целью был одноэтажный дом, второй от угла улицы в тихом квартале, где жили представители среднего класса. И еще он всегда носил маску.

Его отличительные особенности – четкость действий и инстинкт самосохранения. Подбираясь к жертве, он часто проникал в дом заранее, когда там никого не было, разглядывал семейные фотографии, изучал планировку. Он выводил из строя освещение на верандах и отпирал раздвижные застекленные двери. Разряжал оружие. Закрытые ни о чем не подозревавшими домовладельцами ворота оставлял открытыми. Снимки, которые он переставлял, хозяева возвращали на место, объясняя их перемещение обыденной суетой. Жертвы спали, ничем не потревоженные, пока слепящий свет фонарика не вынуждал их открыть глаза. Внезапно ослепнув, они терялись. Со сна мысли сначала путались, потом неслись вскачь. Неизвестный, которого они не могли разглядеть, управлял светом, – но кто он и зачем это делал? Их страх обретал направление, когда они слышали голос, который описывали как горловой шепот сквозь стиснутые зубы, резкий и зловещий, хотя некоторые улавливали в нем срыв и переход на более высокий тембр, дрожь, заикание, словно незнакомец в маске, державшийся в тени, вместе с лицом старался скрыть и явную неуравновешенность, что удавалось ему не всегда.