Загон - Евгений Прошкин

Андрей чуть прикрыл один из вентилей и уселся на шаткий стульчик в углу. С этого места он видел все четыре крана и стенку бака с выдавленной чертой максимального уровня. Рисовать внутри емкости было бесполезно – Барсик съел бы краску, как он ел поступающую по трубам массу.

Кроме кранов, в поле зрения попадала железная дверь и площадка с двумя ступеньками, сваренными из толстых прутьев. Возле двери стояли шесть узких шкафов, по числу смен. Собственно, это все, что находилось в камере, – не считая Барсика. Над дверью темнело вентиляционное отверстие, но тяги не было; Андрею воздуха вполне хватало, а Барсик, если и дышал, то как-то иначе, не отсюда.

Утопленный в потолке плафон светил довольно ярко, но свет падал строго вертикально, на стеклянную крышку. Со стула он казался желтым столбом, выросшим прямо из бака. Стоило окунуть в него лицо, и серые стены камеры исчезали. Если подержать голову в желтом потоке минуты три, то потом перед глазами будут прыгать цветные мурашки. Впрочем, развлекаться таким образом Андрею надоело еще в первый месяц. Он обвел взглядом дверь, вентили и бак, затем зевнул и разорвал скрипучую фольгу.

– Что? А-а… Спасибо, Барсик. И тебе тоже – приятного аппетита.

Андрей вытряхнул из упаковки круглый крекер и, понюхав, отправил его в рот.

– Ты, Барсик, на Чумакова не обижайся, не надо. Глупый он. Обозвал тебя чудовищем? Так и меня обозвал. Чумаков всегда обзывается. И кричит всегда. Глупый потому что. Статус в три раза выше моего, а все равно – глупый. Он, Барсик, не понимает: если ты умнее другого человека, не надо ему об этом говорить. Тот, другой человек, не виноват. Вот ты, Барсик, разве в чем-то виноват? Мозга у тебя нету… Ну и не надо! Ты зато пользу приносишь, столько пользы, сколько ни я, ни Чумаков не принесем. Если б не ты…

Андрей поднялся и достал из шкафчика пластиковую бутылку с лимонадом. Он немножко хитрил: пить ему пока не хотелось, просто он не знал, как объяснить Барсику принцип работы конвертера. Андрей и сам понимал не все.

Барсик питался канализационным стоком, но на себя он тратил лишь малую часть. Остальное он отдавал – не в том виде, в котором поглотил, а в каком-то новом, полезном виде. Чумаков что-то рассказывал, но очень путано. Там были слова «атом» и «лекулы»… или «млекулы»?.. Андрей их сразу же забыл – незачем голову забивать.

Короче говоря, выходило, что все: огрызки, бумага, протухший холодец и даже мебель, состоят из одного и того же. Надо только суметь разобрать их на маленькие дольки. Дольки окажутся одинаковыми, и из них можно будет снова собрать – и бумагу, и холодец. А кроме того – всякие ткани, удобрения, корм для животных и тысячу прочих вещей.

Но это – в другом месте. Круглый бак с Барсиком не стоял на полу, а уходил сквозь бетон на нижний этаж. Здесь же Барсик только кушал. В коридоре этого уровня было десять дверей, значит, на конвертере трудилось десять существ – по одному на камеру.

К бакам крепились номерные бирки, но номер своего подопечного Андрей прикрыл старой кепкой, благо над табличкой торчал длинный запорный винт. Кепка была явно не к месту, к тому же она давно пропиталась пылью, но никто из сменщиков ее не снимал.

Когда обращаешься к существу по имени, зачем тебе его гражданский номер? «С-НР-32/15», разве выговоришь? «Барсик» намного лучше. Если б называть друг друга номерами было удобней, то люди говорили бы: «здравствуй, номер такой-то», «я тебя люблю, номер такой-то»…

Андрей прыснул и чуть не подавился пузырями. Закрыв бутылку, он убрал ее в шкаф и поискал на полке карточку.

«С-ЧР-45451/00016».

– Не горюй, Барсик! У людей тоже номера. И у Чумакова есть свой номер. У всех есть. Только у людей цифр больше, так их и запомнить трудней. Ну, у меня «ЧР» написано. Подумаешь!.. У Чумакова стоит «Р» – «разумный». А у меня еще «Ч» добавлено. То есть «частично». Частично разумный. Чер. Ну и что? Чер – это когда интеллект-статус ниже ста пятидесяти баллов. Ну и что?! Зато я о тебе забочусь. А Чумаков только орет и обзывается. Вот возьмут все операторы, да уволятся с конвертера! Кто тебя кормить будет? Чумаков? Уж он поко-ормит!..

Андрей захлопнул дверцу и вернулся к баку. Уровень пены постепенно поднимался – так много еды Барсику было не нужно. Дожевав крекер, Андрей отряхнул руки и закрутил четвертый кран.

– Что, Барсик, аппетит пропал? Не переживай. Или ты из-за меня?.. Из-за того, что Чумаков меня чером?.. Да брось ты! Тоже мне, горе! Он потому такой злой, что у него самого всего двести баллов. Ну, или двести пятьдесят. Для меня это, конечно, много, но для тех, у кого не «ЧР», а одна «Р», двести пятьдесят – тьфу. Думаешь, Чумаков на конвертере по своей воле? Думаешь, он тоже не хочет кем-нибудь – министром или, допустим, диктором в Сети? Хочет. Но он почти чер, а почти – это еще хуже. Почти – это значит, боишься опуститься, получаешь в начале месяца пробойку по тестам и дрожишь: вдруг сто сорок девять? Тогда тебе заменят карточку, и дадут как у меня – «ЧР», и с работы выгонят, и друзья перестанут тебя узнавать, и ты переедешь в бесплатный квартал, и много чего с тобой случится. Вся жизнь переменится… Нет, Барсик, со мной этого не было. Я, слава богу, родился чером. Но людей таких видел. Опустившихся. Ох, и несладко им…

Андрей потряс фольгой возле уха и, высыпав крошки на язык, бросил упаковку в пластмассовое ведро.

– Нам, конечно, тоже… – вздохнул он. – Тем, которые с детства. Нам никогда ничего не светило. Учись, не учись – без толку. Я не спорю, это справедливо. Раз тупой, зачем соваться? Займи свое место и не мешай людям. Чтоб каждый занимал свое место. Правильно. Чер – это же не «чрезмерно разумный», а «частично»…

Он замолчал и, обойдя бак, хлопнул себя по ноге.

– Чрезмерно разумный! – засмеялся Андрей. – А, Барсик?! Или «чрезвычайно»? Может, я чрезвычайно разумный?

Он вдруг удивился, откуда слова-то такие взялись. Вроде и не знал их никогда, а вот пришли же на ум.

– Белкин!! – гаркнуло в левом ухе.

– Слушаю, – прохрипел Андрей.

Он представил, что его разглагольствования слышал Чумаков, и сразу почувствовал какую-то усталость. Однажды бригадир записал болтовню оператора с существом и прокрутил ее на весь конвертер. Над оператором никто не смеялся, но он все равно ушел. Ведь то, что говоришь одному, должен знать один.

– Белкин, ты выпил?!

– Лимонад…

– Чего шипишь? Микрофон держи.

Андрей прижал мембрану большим пальцем и, прочистив горло, сказал:

– Я не пил.

– Да?! А если проверю? Что у тебя там за лимонад? Ты учти, Белкин!..

– Обычный лимонад, – пробубнил Андрей. – С пузырьками.

Чумаков оглушительно расхохотался и что-то сказал – не ему. Теперь он не глумился, теперь в аппаратной точно кто-то был.

– Так, ладно, у тебя до смены двадцать минут осталось. Сейчас к тебе человек придет, покажешь ему все.