Брачные игры чародеев - Артем Тихомиров

— Я же говорила!

Я приземлился на прежнее место, удивляясь, почему мое сердце не выскочило изо рта.

— Что… что вы говорили?

— Что вас ждет собака!

— А я думал, мне послышалось, или…

Домомучительница всегда считала, что при случае меня надо ставить на место. Даже сейчас она не удержалась.

— Занятия магией доведут вас до ручки. Вы ничего не соображаете.

— Еще бы, — ответил я. — Вы разбудили меня, наплели с три короба, а я же еще и виноват! Почему вы впустили сюда собаку и сказали мне про Леопольда?

Гарния уперла руки в бока, точно хулиган из подворотни.

— Я впустила собаку потому, что она сама об этом попросила.

— Попросила? Что изменилось в мире, пока я спал?

Фокстерьер притворялся добропорядочным псом, но в его глазах плясали бесовские искорки.

— Разбирайтесь сами, — сказала домомучительница надменным тоном, которым можно было бы замораживать мясо даже без специальной магии.

— Хорошо, — ответил я.

Сверкнув очами, она отправилась прочь. Что касается меня, то, честно говоря, я не представлял себе, что делать. Голова не работала. Так бывало, если я накануне слишком засиживался в каком-нибудь клубе, где собирались чародеи.

— Ушла, — сказал фокстерьер. — Я боюсь этой женщины и очень удивлен, что она впустила меня. Думал, мне предстоит обивать твой порог и ждать другого подходящего случая.

Хотя наш мир наполнен волшебством до самых краев (иногда оно даже переливается), хотя я сам чародей, для которого плести чары — обычное дело, меня обуял ужас. Гостиная закружилась перед моими глазами, ноги стали ватными, а дыхание не просто перехватило — его сперло, как принято говорить в таких случаях. Попытавшись нащупать дверной косяк, я покачнулся и, окончательно убедившись, что обморока не избежать, отдался на волю Провидения. Оно не подкачало. Звук моего падения наверняка был слышен даже на улице.

Как я уже говорил, волшебство наполняет наш мир, поэтому явление говорящего фокстерьера ничуть не нарушало законы мироздания. Особенно если этот фокстерьер сам чародей. И уж тем более, если фокстерьер на самом деле — Леопольд Лафет Третий.

Мы уселись в кресла друг против друга, как делали множество раз за последнее время. Я налил себе выпить, а Леопольду осталось только облизывать свой мокрый нос и огорченно шевелить ушами.

Подобные изменения потрясли нас обоих, и некоторое время мы не могли подобрать нужных слов. Набравшись храбрости, я открыл рот и произнес вместе с Леопольдом:

— Итак…

Мы выпучили друг на друга глаза. Попытались снова:

— В общем…

— Почему ты говоришь вместе со мной? — возмутился я.

— Нет, это ты говоришь вместе со мной! — фыркнул Леопольд, почесав задней лапой за ухом. — Твое отношение ко мне оставляет желать лучшего. А ведь мы друзья!

— Если бы ты пришел в своем нормальном виде, я бы знал, что делать.

— И что же?

— Я собирался вышвырнуть тебя отсюда поганой метлой.

— Вот как? Это за что? — изумился чародей.

— Моя жизнь стала значительно тяжелее с той поры, как ты решил поразвлечься. Ты оставил свое поместье и явился в Мигонию, чтобы выпить из меня все соки, — сурово сказал я.

— Зачем мне твои соки, Браул? Ты с ума сошел.

— Я недалек от этого. Особенно после того, что увидел в своей гостиной. Что это за выходка? Зачем ты превратился в фокстерьера? Это что, новое утонченное удовольствие для провинциала?

— Если бы все было так просто! Судьба повернулась ко мне своей тыльной стороной.

— Я бы на ее месте сделал то же самое, ибо ты этого заслуживаешь, Леопольд. Поверь человеку, у которого большой опыт по части неприятных историй. Меня губит моя доброта и стремление приходить на помощь ближним.

Фокстерьеру удалось скорчить обиженную мину.

— Но ты мне еще не помог. Я не вижу, чтобы ты из кожи вон лез, чтобы узнать, что со мной приключилось.

— И не вылезу, не мечтай! — ответил я.

На Брауле Невергоре ездят все, кому не лень. Пора положить этому конец. Может, начать с Леопольда и показать ему, что отпрыск гордых магов не лыком шит?

Мысль, конечно, замечательная во всех отношениях, но с чего начать? Будь Леопольд человеком, я бы без труда выставил его и предал анафеме. С фокстерьером другая история. Я не из тех, кто колошматит с утра до вечера беззащитных животных.

— Мне больше некуда было пойти, — сказал Леопольд. — Только к тебе.

— Вернулся бы в поместье и занялся своими геомантскими делами, — ответил я.

— Не могу.

— Почему?

— Ты что? Каким образом я доберусь до дома в таком виде? Меня даже не пустят в гостиницу, в которой я снимаю номер. Хотя я пытался. Решил проскочить через кухню, но на меня набросился живущий там кот. Жуткий такой, настоящий бандит с покрытой шрамами рожей. Я обратился в бегство.

— Эх ты, а еще фокстерьер! — сказал я. — Выбрал бы образ пострашнее. Мастиффа, например.

— Я не могу принять никакой образ! — заскулил Леопольд, ложась на живот и закрывая передними лапами глаза. — Встряхни свои мозги, Браул! Ты должен что-то сделать!

Я налил себе еще выпить. Мои силы восстанавливались, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Мозговое вещество не полностью избавилось от летаргии.

— Дай мне наконец промочить глотку! — потребовал пес.

В следующий миг Леопольд свалился с кресла на ковер, ибо, вертясь, как всякая маленькая собачка, позабыл, что собакой он стал совсем недавно и не до конца освоился с координацией.

— Фокстерьерам нельзя пить, — сказал я.

— Много ты знаешь!

— Может, тебе просто водичечки?

— Какой еще водичечки? — прорычал Леопольд, — Ты нарочно измываешься надо мной, Браул? И кто-то еще говорит об отзывчивости и…

— Хорошо, уже наливаю!

Я поставил перед ним блюдце с джином, наблюдая, как фокстерьер принюхивается и опускает в живительную жидкость свой язык.

— Знаешь, — сказал он, — ощущения совсем другие. Здесь точно джин?

— Джин.

— Да… быть собакой совсем не то, что быть человеком.

— Очень тонко замечено.

Леопольд выхлебал джин в мгновение ока, сел, облизываясь, и поглядел на меня влажными глазами.

— Ик… Знаешь, Браул, я, пожалуй, поторопился. Мне не надо было приезжать сюда.

— Что ты говоришь? Не надо? А как же удовольствия? А как же столичная жизнь, полная соблазнов и искушений?