Последнее лето в Аркадии - Дайрдре Парселл

Признаться, я ей немного завидовала. Как, наверное, здорово быть экстравертом, жить эмоциями, наружу, в мир, не иметь комплексов, легко вписываться в любое общество. Но никакой психолог, сколь бы талантливым он ни был, не сумел бы переделать мою сущность. Подруги считают меня самой стеснительной из нашей троицы. У себя дома я могу вести себя как мне заблагорассудится, но стоит пересечь порог «Аркадии», и все меняется. Я начинаю следить за каждым своим шагом, стараюсь произвести хорошее впечатление и ужасно боюсь осуждения посторонних.

Я где-то читала, что застенчивость — высшая форма эгоизма. Возможно, в этом высказывании есть своя правда: мысли сдержанных людей, таких как я, вращаются в одной плоскости — вроде «надеюсь, меня одобряют?» или «хоть бы никто меня не осудил». Я всегда умела определять по оттенкам речи и мимике посторонних людей, что они обо мне думают. Стоит мне оказаться в незнакомой компании (пусть даже это билетный кассир или местный дворник), как я начинаю тщательно отслеживать все, что говорю или делаю. «Вот идиотка, почему я так глупо уперла руки в бока!» — думаю я. Или: «И зачем я так сморщила нос? Еще подумают, что я пыталась выразить презрение». Получается, что я сильно завишу от чужого мнения и желаю быть самой лучшей для всех и каждого. Это ли не эгоцентризм? Порой такой самоконтроль здорово меня раздражает. Какого черта мне нужно одобрение посторонних? Что за прок от того, когда меня принимают, мной довольны совершенные незнакомцы? Однако хоть умри, но себя не перекроишь.

Ладно, хватит оправдываться. Вы и сами разберетесь, что к чему в моей истории.

Кстати, Мэдди, спасибо ей огромное, всегда принимала меня такой, какая я есть. А вот Рита все еще не отказалась от попыток сломать барьеры, которые я ставлю между собой и внешним миром. При любой возможности она дает мне советы. Мою страсть к «похоронной» музыке, как она ее называет, Рита считает забавной, но говорит, что подобное увлечение характеризует меня довольно мрачно. Пытаясь заинтересовать меня хоть чем-то другим, подруга таскала меня не только на концерты звезд, но и в цирк, церковь и даже в Диснейленд. Мне остается поблагодарить веселушку Риту за ее настойчивость. Да и Мэдди я тоже обожаю. Мне повезло с подругами, как бы не похожи на меня они ни были. Если бы не их поддержка, с годами я точно превратилась бы в скучную серую мышку, если не в затворницу, похоронившую себя в четырех стенах. Джерри всегда слишком занят, чтобы выводить меня в свет, если только речь не идет о корпоративных вечеринках.

В ту ночь я так и не спустилась к нему, чтобы поддержать и утешить. Мой запас ободряющих слов успел иссякнуть, к тому же меня самое разрывают на части противоречия. Ощущение такое, словно сердце превратилось в пепел, погибнув в адском огне, как бы мелодраматично это ни звучало. В груди уже давно поселился ледяной комок, пропитанный горечью.

Сейчас, спустя пять часов после ночного кошмара, мы с мужем сидим в гостиной, хмуро вглядываясь в сумрачное утро сквозь окна «Аркадии». Туман стелется понизу, клубками накатывается на серую прибрежную воду, и я совершенно ничего не чувствую: ни боли, ни тоски — ничего.

Мысли ворочаются в голове с невероятной медлительностью и, как ни странно, не имеют ничего общего с той драмой, что вломилась в мою жизнь два месяца назад. Почему-то я вспоминаю лишь отдаленное прошлое, словно нахожу в нем укрытие от нынешних невзгод. Еще лениво думается о настоящем, но тоже как-то отвлеченно.

Например, только что я размышляла о няне для Тома. У мальчишки как раз тот возраст, когда ребенок считает, что полностью самостоятелен и не нуждается в присмотре, а меж тем надзор все же необходим. Еще я думаю о партии в теннис. Можно выбраться на корт, если рассеется туман. Впрочем, даже если день будет пасмурным, все равно можно.

Еще есть вариант — созвониться с Ритой и Мэдди и договориться о поездке в город. Мы сможем посидеть в какой-нибудь уютной кофейне, а затем пройтись по магазинам, заняться шопинг-терапией. Мы чертовски давно не выбирались в Дублин.

Или сходить в кино? Интересно, что сейчас крутят?

А можно остаться дома и разобрать одежду. Пакеты, набитые вещами с распродаж, загромождают половину гардеробной и всякий раз с упреком взирают на меня, если я оказываюсь поблизости.

Джерри, сидящий напротив, уныло смотрит в окно. Он так ссутулился, что напоминает несчастного птенчика, хотя рост у него под два метра. Обычно в это время Джерри работает — сидит в главном офисе и управляет судьбами мира.

Н-да, я снова ушла от темы. И почему меня все время заносит?

С чего же начать рассказ?

Почему я ощущаю такую нечеловеческую усталость? Словно мне девяносто лет, никак не меньше!

Знаете, я даже в детстве была похожа на маленького взрослого человечка. Видели бы вы мои фотографии тех лет! Этакая хмурая девочка с мрачным взглядом, складочкой озабоченности на переносице и невнятной лохматой шевелюрой. У меня были такие глаза, словно я во всем видела подвох. Настороженные, слишком много знающие.

Время прибавило морщин, но не очень меня изменило. В душе я все такая же — вечно сосредоточенная, недоверчивая, как и в семь, и в десять лет.

Нельзя сказать, что у меня было несчастное детство, нет! Никто не давил на меня и не мучил. Мне есть за что сказать Богу спасибо, и я не желаю показаться неблагодарной. Просто такова моя сущность, вот и все.

Мне улыбалась удача. К примеру, я люблю мужа всем сердцем. Многие ли могут этим похвастаться в зрелые годы? Я поняла, что Джерри невероятно дорог мне, едва мы перебрались в «Аркадию». Он стал для меня опорой в этом шатком мире, спасательным кругом, крепким мужским плечом.

Знаете, пожалуй, я наконец решила, с чего начну рассказ. Не со дня своего рождения, чтобы не слишком вас утомить. В конце концов, это не биография, а своеобразная попытка расставить все по местам, внести хоть какой-то порядок в тот хаос, что воцарился в моей жизни. Думаю, Мэдди и Рите тоже есть что добавить к моему повествованию. Они были рядом и стали участницами кошмарных событий этого лета. Которые нежданно ворвались в наши размеренные судьбы и оставили следы не менее жуткие, чем ядерная война. В переносном смысле, естественно.

В общем, я постараюсь воссоздать события до этого самого момента, когда мы молча сидим с Джерри в гостиной. Хорошо? Простите меня, если хронология будет нарушена, ведь память избирательна и предпочитает делать сноски и отступления, дабы сохранить полную картину.

Остается надеяться, что мне удастся вспомнить все, каждую деталь, те чувства, которые мной владели. И что я смогу понять, как мы с Джерри перешагнули рубеж принятия решения и оказались в точке невозвращения. Мы сидим в гостиной и ждем завывания сирен у подъезда, настойчивых допросов полиции, и нам нечего сказать друг другу. Как это вышло?

Я начну с того майского дня, когда мы уезжали в Коллиур, чтобы отдохнуть всей компанией. Думаю, уже тогда судьба готовила нам всем свой страшный подарок.

Когда я впервые услышала в телефонной трубке голос помощницы мужа, мне стало любопытно: как выглядит владелица такого удивительного тембра? Ее голос напомнил переливы кларнета, чуть печальные и очень наивные. Я всегда любила этот инструмент.