Овидий в изгнании - Роман Шмараков

Приезжают на объект и смотрят на него, в думу погруженные, с возвышенности.

Генподрядчик спрашивает: а что это у него, дорогой друг, подъезда нету? Прораб отвечает: а это потому, Гена, что у четвертого этажа подъезд не планируется. Генподрядчик, очень заинтригованный, переспрашивает: а это четвертый этаж? Ему говорят: четвертый. – А три предыдущие где? – Говорят: там.

Пошли смотреть.

У проходного окна жильцы наклали кирпичей уступчиками.

– Я думаю, мы о своем приходе не будем оповещать общественность, – сказал прораб.

– Повременим, – согласился генподрядчик.

Слезли с подоконника в кухню. Генподрядчик с непривычки ногой в кастрюле застрял. Хозяйка разоряется:

– Ты бы, – говорит, – чертов сын, хоть разувался, прежде чем в борщ залезать.

– Посторонись, мамаша, – серьезно говорит ей прораб. – Не время думать о частном. Стыдно предаваться борщам, когда лучшие люди неисходно погружаются в пучины земли.

– Ландшафт надо было изучать, махинаторы! – кричит хозяйка. – Понастроили – из сортира дуб растет! Плитку финскую разворотил!

– Ты, тетка, не горюй, – говорит ей прораб. – Первые десять лет дуб растет медленно, зато потом его плодами можно будет кормить свиней, если ты приложишь усилия развести их, а под его широкой сенью найдет себе приют усталый путник. В прежние времена люди, не выращивая ни ядрицы, ни гречки, ни вьетнамских вяленых бананов, питались желудями и жили в полном довольстве. В те времена не было ни зависти, ни злобы, люди жили долго, а умирали безболезненно и охотно, словно отправляясь в интересное путешествие со скидкой от профсоюза. Я мог бы, тетка, многое рассказать тебе о тех временах, чтобы отчасти просветить твою неосведомленность, но наши производственные нужды призывают нас вниз, в жерло событий.

– Ну, путь добрый, – говорит хозяйка. – Кастрюлю-то разуй, нечего по коридору греметь, муж спит, ему в ночную смену.

Они сняли кастрюлю и вышли из кухни.

– И вот еще что, – сказал прораб, оборачиваясь на прощанье. – В шелесте его листвы ты сможешь расслышать предсказания своей будущности. Более того, я настоятельно рекомендую тебе их расслышать.

Они вышли на лестничную клетку.

– Капуста в носке хлюпает, – сказал Генподрядчик. – Никакой культуры еды у людей, лишь бы брюхо набить. Каменный век.

– Лифт не вызывай, – предупредил Прораб. – В шахте вода.

– И что, он не ходит?

– Отчего же, ходит. Но всегда полный.

– Кем? – не понял Генподрядчик.

– Ну, прежде всего, водой. А в нее рыба заплывает. Из подземных полостей. И катается.

– Какая рыба? – заинтересовался Генподрядчик.

– В основном, слепая пещерная мойва. А кроме того, удильщик-долопихт и палочкохвост. На нерест заходят также японский девичий бычок, королевская макрель и живоглот Кали.

– Долопихт – это у которого удочка с фонарем? Как в мультфильме «Поиски Немо»?

– Совершенно верно. Хотя в мультфильме была скорее неточно изображена Linophryne arboriphera. Личинки глубоководных удильщиков, встречающиеся лишь в тропических водах Мирового океана, последнее время в изобилии находятся на ковриках под дверью квартир первого этажа. Коты притаскивают. Петровы из рук выбились. Вся, говорят, лестничная клетка в светящихся железах и обонятельных органах. Того гляди поскользнешься и всю морду себе разоришь.

После этого увлекательного разговора, напоминающего диалоги кстати в романах Майн Рида, когда бурый носорог уже отбежал от поврежденной пальмы с героями и можно рассказать читателю об особенностях его (носорога) брачного поведения, Генподрядчик задумался и говорит:

– Зря ты меня, Петрович, остановил насчет англоговорящих гидов. Тут очень можно было бы развернуться. С этими долопихтами – у них ведь, говорят, половой диморфизм сильный?

– Прямо замечательный диморфизм, – подтвердил Прораб. – Из соседних домов справедливо удивляются. Какой тут у вас, говорят, редкостный половой диморфизм.

– Ну вот. А на комбикорм они идут?

– Нет. Им охотиться надо, у них природа такая, ее не обманешь. А комбикорм в воде пассивен. Скучно с ним.

– А прикармливали место?

– Не учи ученых-то. Небось не забыли.

– На что же он клюет?

– Как раз на четвертый этаж и клюет. Там кнопки в лифте горят, это для них первое дело. Как вот, к примеру, премировали тебя за ударный труд поездкой в столицу, приехал ты, побрился и пошел вечером, как стемнеет, смотреть на Главное здание МГУ. Красиво.

– Так и разъезжают? – подивился Генподрядчик.

– А почему нет. Рылом с разгона в кнопки клюют. На самый верх, правда, боятся: там светло и атмосферное давление маленькое. Хотя, говорят, один раз летучие рыбы доехали до башенки и под ее куполом бились с летучими мышами за среду обитания. Красочное было зрелище, народ сбежался. Ставки делали.

– И кто победил?

– Мыши, разумеется. Они же прогрессивнее в биологическом плане. А рыбы, какие в паутине не позастревали, те улетели клином в реку. Картина естественного отбора, полная печального очарования.

За этим разговором они миновали третий этаж.

– Хотя хорошего мало. Тут одна латимерия доехала до шестого. Мужик вышел к мусоропроводу покурить, глядь – распахивается лифт, пена оттуда хлещет с морскими звездами, фораминиферами всякими, и эта латимерия, значит, выползает на своих лопастях, отряхивается и прямо на него, и глазом так блещет, мол, встретился ты мне, Павел Сергеевич, в свой недобрый час, заплачут твои детушки…

– Погоди. Латимерия – это кто?

– Единственный, Гена, сохранившийся вид лопастеперых рыб, известных с середины раннего девона. Водится только на Коморских островах и у нас, и то обычно выше второго этажа не поднимается. Она, с ее консервативными устоями, лифт плохо переносит. Эту как занесло в такую даль – непонятно. Видать, отпетая была. А он, между прочим, спортсмен, в восьмидесятом году с факелом бежал, а тут, понимаешь, под руками ничего. А она головой мотает и эволюционирует, собака, ну прямо на глазах: плавники превращаются в лапы, плавательный пузырь – в легкие, механизм дыхания меняется с нагнетательного на более совершенный всасывательный, хорда окостеневает, в глазах какой-то разум начинает проблескивать, пока непросвещенный, но тем не менее. Того и гляди, что начнет заниматься живорождением прямо в его присутствии. Подползает к нему, этак бочком, зубы свои скалит и норовит за штанину ухватить. Ну, он опомнился да и ткни ее окурком в глаз. Она завыла – и в лифт. Он за ней, да не успел. Лифт захлопнулся и дернул вниз. Мужик потом жалел: такую, говорит, голову мог на стенке повесить! ни у кого нет – лишь расхожие олени и банальные кабаны! Но с тех пор, заметь, ни одна лопастеперая на шестом этаже не выходила. Это у них генетическая память: одна обожглась – всем заказано.