Я тебя предупреждал - Елена Скиба

продолжая топать едва ли не след в след, прекрасно понимая, что то место, куда направляется брат, всяко интереснее, чем сидеть дома после школы.

Костя остановился и посмотрел на меня своим фирменным убийственным взглядом, но делать ничего не стал. От меня отделаться — это только если сбежать. Знает. Плавал.

— Кать, иди домой, а? У меня вот нет ни малейшего желания присматривать за тобой, — поморщился он.

— А ты и не присматривай! Занимайся своими делами, я просто рядом посижу. Тем более, папы нет, а я давно уже засматриваюсь на его коллекцию ракушек.

— И чо? — нахмурился он, прекрасно понимая, к чему я клоню.

Улыбнулась нагло, как всегда делала.

— Ну влетит-то тебе.

Костик стиснул зубы и вздохнул, после чего развернулся и пошел дальше, понимая, что я всё равно пойду за ним. А направлялся он не далее, чем во дворы многоэтажек, где его уже ожидала компания мальчишек из четырёх человек. Увидев меня, они все нахмурились, не понимая, зачем мой брат притащил с собой шмакодявку.

— Прицепилась, — развёл тот руками. — Она тихо посидит, пока играем, — после чего с долей здравого сомнения посмотрел на меня, потому что я и “тихо посидит” были не сочетаемы.

Высокий коротко стриженный мальчишка крутанул мяч на пальце и бросил на меня косой взгляд:

— Так может, она с нами поиграет? Чего девчонку на лавке-то держать?

Они дружно посмотрели на него, потом на меня и вдруг заулыбались, рождая во мне нехорошее предчувствие. Чуть позже выяснилось, что очень даже не зря мне эти их улыбочки не понравились.

С чего-то вдруг поменяли правила. Если я соглашаюсь играть, то за каждый гол выполняю простенькое желание забившего. И если я сначала заартачилась, то позднее мне стало слишком скучно. В итоге я, то кукарекала, то крутилась, как волчок, то кричала на весь двор, что принц-лягушка мой лучший друг. Чувство юмора у пятнадцатилетних мальчишек странное и несмешное. Нет, там были варианты желаний, которые вгоняли меня в краску, но Костя хмурился и качал головой, после чего подбирались самые безобидные.

Уже начинало темнеть, когда возле баскетбольной площадки появился ещё один мальчишка. Он смотрел за тем, как мы играли и веселились минут пять, пока Костя не позвал его к нам. Тогда он медленно, словно опасаясь, приблизился, только после этого мне удалось нормально его рассмотреть. Короткие тёмные волосы растрепаны, уголки губ чуть опущены, на подбородке ямочка. Но лучше всего я запомнила глаза. Серые, холодные, со льдом на дне.

Он обвёл всех нас взглядом и задержался на мне, после чего приподнял бровь.

— Она тоже играет? — у него был странный… акцент.

У нас так не говорят, поэтому я присмотрелась к нему более внимательно. Фасон одежды тоже непривычный. Белая футболка с треугольным вырезом, сверху джинсовая рубашка с короткими рукавами, чёрные джинсы, белые кеды. Аккуратно, но не то. А ещё на шее был виден кричащий белый прямоугольник с мелким рисунком черепов и чего-то ещё.

— Нет, мы просто её развлекаем, — ответил брат, после чего бросил ему мяч. — Меня зовут Костя, его Даня, — показал он на мальчишку, который предложил взять меня в игру, — Это Саня, Рома и Игорь, — перечислил остальных, потом посмотрел на меня. — А её зовут Катя.

— Кэти, — задумчиво повторил он, прищурив взгляд.

— Екатерина, — поправила я, уже понимая, что парень не то, что не местный, он чужестранец.

Он улыбнулся краешком губ и посмотрел на мальчишек.

— Меня зовут Картер. Макс Картер.

Я вспомнила про Бонда, фыркнула в кулак, но промолчала. Парни заржали и пригласили начать игру без “посторонних”, в смысле меня пытались усадить на лавку, но Макс отмахнулся и сказал, что не против играть по тем же правилам. Вот только играл он в разы лучше, значит, голов забивал больше и желания загадывал чаще. И если у всех были безобидные кукарекания или ещё что-то в этом духе, то Картер натуральным образом издевался, заставляя то бегать кругами по площадке, пока они играют, то приседать, то залезать на забор и оттуда орать что-то в духе “Я — пету-у-у-ух! Я — лечу-у-у-у!”

Я в тот вечер вымоталась как не знаю кто и под конец уже просто засыпала. К тому же, на улице стало темно, единственное освещение исходило от уличных фонарей, и трое мальчишек уже ушли домой. Мы остались вчетвером.

— Давай, Катюнь, ещё пару раз перепрыгнешь и всё. Домой пойдём, — смеялся Костя, когда я в очередной раз за вечер перескакивала через летящий мне под ноги мяч.

— Я не хочу больше! — ныла я в ответ, но стояла там, куда поставили. — В последний раз и всё.

Макс размахнулся и со всей силы бросил мяч, вот только я не смогла перепрыгнуть невзирая на то, что мы договаривались. Жесткий удар в живот сбил меня с ног и повалил на колени. Боль прострелила суставы, воздух из лёгких выдавило, а в животе, казалось, всё разорвалось.

Я даже крякнуть не смогла. Стояла на коленях и задыхалась.

— Ка-а-а-ать? — позвал Костик откуда-то сбоку. На плечи легли его руки и потрепали. — Нормально?

— Нормально, — прохрипела я, из всех сил пытаясь сдерживать льющиеся по щекам слёзы.

Не любила плакать. Мама просила никогда не плакать, как бы больно ни было. Особенно когда больно.

“Плакать можно от лёгкой обиды, когда хочется. От счастья, когда можется. Но никогда не плач от боли. Не показывай слабости, милая”

И я не плакала даже на её похоронах, когда бросала горсть земли на деревянную крышку гроба. Потому что она просила.

Лицо неожиданно приподняли за подбородок, и я встретилсь серыми глазами, на дне которых стыл лёд. Он ничего не сказал, просто посмотрел, после чего прихватил меня за талию и поднял на ноги. А секундой позже принялся стряхивать грязь с разбитых коленок. Достал из кармана такие же пластыри, как у него на шее, и стал лепить на разбитую кожу.

А я смотрела на его действия и понимала, что бесит! Зарядил мячом в живот и заставил разреветься, как слабачку какую! Но я молча стояла и следила за его движениями, пока Костя с Даней переговаривались насчет завтра.

— Извини, Кэти, — тихо произнёс он.

— Засунь свои извинения себе в… — я поджала губы и вытерла мокрые щёки. — Не нужны они мне.

Закончив, Картер поднялся и посмотрел в мои глаза, убирая пачку с пластырями в карман рубашки.

— Ты не любишь, когда извиняются? — спросил спокойно, будто говорил о погоде. — Хорошо, я больше не буду.

После этих слов он развернулся и пошел к мальчикам, оставив