Шатун - Ерофей Трофимов

class="p1">Но как только над головой просвистели осколки, Шатун вскочил на ноги и метнулся под самую скалу. Но, похоже, именно этого маневра от него и ждали. В воздухе просвистело сразу несколько мин, а дальше раздалось четыре разрыва подряд. Вскочив, Шатун помчался вдоль скалы, пытаясь уйти в зеленку, но следующие две мины разорвались раньше, чем он успел залечь. Оба снаряда легли рядом. Бойца подбросило и со всего размаху кинуло на скалу.

Шатун едва успел прикрыть лицо автоматом, когда всем телом грянулся о камень. Резкая вспышка, долгий, противный звон в ушах… и темнота, очень скоро сменившаяся каким-то серым маревом, навроде тумана. Верх и низ пропали. Пропало всё. Вкус, цвета, запахи, звуки. Осталось только ощущение невесомости и долгая, непрерывная боль. А еще сложилось впечатление, что его куда-то несет, словно щепку по бурному ручью. Шатун не понимал, что происходит, но сопротивляться не было ни сил, ни желания.

Он потерял счет времени, но вдруг сквозь боль и все тот же звон краем ускользающего сознания Шатун услышал тихие, едва различимые слова:

– Сил мало. Жаль. Жаль его.

«Чего ему жаль? Каких сил? Кого он вообще жалеет?» – успел подумать лейтенант, когда вдруг ощутил удар.

Очередная вспышка боли заставила его глухо вскрикнуть и взять себя в руки. Первое, что он понял, – пахло сырой землей и прелыми листьями.

«Почему прелыми? – мелькнула дикая мысль. – Мы же в середине лета. Откуда тут осенний запах?»

Потом он расслышал птичий гомон и, кое-как открыв глаза, с трудом приподнял голову. Сквозь слезы Шатун сумел рассмотреть перед собой какой-то просвет, и уже не понимая, что делает, медленно пополз вперед, волоча за собой перебитые ноги.

* * *

Первое, что он почувствовал, едва начиная приходить в себя, сильная, бесконечная боль. Она не проходила и не унималась, выматывая душу и заставляя сильного тренированного мужчину едва слышно скулить, словно крошечного, потерявшегося щенка. От этой боли было только одно спасение – забытье, и именно в него Шатун провалился, так и не поняв, что происходит вокруг.

Сколько это продолжалось, он не знал. Впрочем, подобные вопросы интересовали его в тот момент меньше всего. Очнувшись в очередной раз, он ощутил дикую жажду и, кое-как собравшись с силами, попытался в голос произнести только одно слово:

– Воды.

Шатун и сам не понял, что у него получилось, но кто-то рядом, тяжело вздохнув, зашевелился. Потом в губы ткнулось что-то твердое и шершавое, а потом в рот полилась холодная живительная влага. Давясь и захлебываясь, Шатун буквально впитал лившуюся в него воду и, слегка ожив, попробовал поднять руку, чтобы перехватить сосуд с водой поудобнее, но чья-то крепкая мозолистая рука удержала его движение, а над головой раздался странный голос, с акцентом произнесший:

– Тихо будь. Нелза шебуршат. Лежи. Я дам, что хочешь.

– Кто вы? – прохрипел Шатун, делая очередную попытку поднести руку к лицу и убрать то, что мешало ему смотреть.

– Тихо будь, – повторил тот же голос. – Глаза целый, лицо силно поранетый. Потом сниму.

«Лицо? А с остальным что?» – успел подумать лейтенант, в очередной раз проваливаясь в забытье.

Следующее пробуждение оказалось чуть приятнее. Изматывавшая его боль куда-то отступила, сменившись нудным тянущим ощущением во всем теле. Но главное, что на глазах не было никаких повязок. Так что в этот раз, едва проморгавшись от резанувшего по глазам света, он смог немного оглядеться. Первое, что бросилось лейтенанту в глаза, роскошный ковер, висевший на стене рядом с местом, где он лежал.

Скосив взгляд в другую сторону, Шатун вдруг понял, что находится в помещении, очень напоминающем саклю в горном ауле. Глинобитные стены, беленные известью, ковры, небольшие окошки, затянутые бычьим пузырем. На полу палас ручной работы, а под окном грубый самодельный стол из жердей. Дверь толстая, из грубо оструганных досок на кованых широких петлях.

Повернуть голову набок получилось с огромным трудом. Шатун даже услышал скрип, словно от несмазанных шарниров. Сообразив, что такая реакция мышц бывает, только если человек долгое время лежит без движения, лейтенант попытался понять, как долго он тут валяется. А потом нахлынули воспоминания. Разом. Одним потоком. Словно кто-то открыл в голове шлюз.

– Твою мать! Так ведь нас же слили! – вскинулся Шатун и тут же со стоном упал обратно на лежанку. – Выходит, парни все погибли, – еле слышно выдохнул лейтенант, отдышавшись. – Ну, и куда меня занесло? Неужели лечат, чтобы потом выкуп получить? Чушь. Не стали бы «духи» ради такой мелочи со мной возиться. Добили бы на месте и ушли. Выходит, я не у «духов», а где тогда?

Словно в ответ на его вопрос в комнату вошла женщина чуть старше средних лет, в старинном костюме горянки. Длинное глухое платье в пол, косынка, завязанная так, что открытым оставалось только лицо, и широкий передник, в котором женщина что-то принесла. Не глядя на него, она подошла к столу и принялась выкладывать из передника пучки каких-то трав и ягоды, сорванные вместе с веточками.

– Здравствуйте, уважаемая, – негромко произнес Шатун, с интересом разглядывая женщину.

– Здравствуй, – спокойно кивнула та, продолжая возиться с травами.

– Скажите, кто вы и где я нахожусь? – задал лейтенант главные для него вопросы.

– Хизарат меня называй. У меня дома ты, – коротко ответила женщина, не поворачиваясь к нему.

– А у вас дома это где? Где ваш дом находится? – попытался продолжить допрос лейтенант.

– Горы, – все так же спокойно отозвалась женщина.

– И как я тут оказался? – не унимался Шатун.

– Я привез, – пожала женщин плечами. – Ты на дорога лежал. Весь в кровь. Я из аул ехал. Арба тебя положил и сюда привез.

– Что со мной? – уточнил Шатун, осмыслив услышанное.

– Не знаю. Я такой рана еще не видел. Словно барс драл. И много кости сломано. Лицо тоже рваный. Хорошо, глаза целый.

– Барс драл, – тихо повторил лейтенант, вспоминая события последних минут боя. «И вправду, похоже, если сильно осколками посекло. И переломы тоже понятны. Непонятно одно, откуда в том месте дом взялся? Мы же там почти всю округу облазили. И потом, когда отбивались, тоже пару раз по всей опушке прокатились. Такую канонаду сложно было не услышать. Выходит, я умудрился куда-то в другое место уползти. Но как? Если эта тетка правду сказала, то я должен был уже метров через двадцать кровью истечь».

– А где мои вещи? – очнувшись от размышлений, поинтересовался Шатун.

– Какой вещи? – впервые за все время разговора проявила женщина хоть какие-то эмоции. – Не был никакой вещи. Ты голий бил.

– Как голый? – охнул Шатун, сообразив, что она говорит. – Совсем?

– Савсэм, – решительно кивнула