Горбун лорда Кромвеля - К. Дж. Сэнсом

Около таверны улица начинала идти под уклон, мы же стояли на возвышении, и, несмотря на свой невысокий рост, я имел возможность хорошо рассмотреть происходившее. В дверях таверны появилась старая толстая женщина в грязном поношенном платье. В руках она держала нечто вроде железного шеста с перекладиной, на которой сидела самая удивительная птица из всех, что мне доводилось когда-либо видеть. Размерами она превосходила самую крупную ворону, короткий толстый клюв ее кончался грозного вида крючком, а красное и золотистое оперение было настолько ярким, что на фоне уличной грязи едва не слепило глаза. Завидев диковину, толпа пришла в движение.

— А ну, отойдите! — резким пронзительным голосом закричала владелица птицы. — Я вынесла вам Табиту, как и обещала. Но если вы будете толкаться вокруг, она нипочем не станет разговаривать.

— Мы хотим послушать, как она говорит! — раздались голоса из толпы.

— Задарма она разговаривать не будет! — заявила старая карга. — А если каждый из вас даст Табите по фартингу, тогда она покажет вам, на что способна.

— Любопытно посмотреть, в чем тут хитрость, — насмешливо фыркнул Пеппер.

Тем не менее, вместе со всеми остальными он бросил к подножию шеста медную монету. Старуха подобрала с грязной мостовой все монетки до единой и обратилась к птице.

— Ну, Табита, теперь можешь говорить, — разрешила она. — Скажи: «Храни Господь короля Гарри! Упокой Господи душу бедной королевы Джейн!»

Птица, судя по всему, не обратила на слова старухи ни малейшего внимания. Она по-прежнему переступала на своих чешуйчатых лапках и не сводила с толпы круглых стеклянных глаз. Внезапно она раскрыла клюв и изрекла пронзительным голосом, поразительно напоминавшим голос хозяйки:

— Храни Господь короля Гарри! Упокой душу королевы Джейн!

Сказать, что собравшиеся были потрясены, означало не сказать ничего. Те, кто стоял в передних рядах, подались назад, многие осеняли себя крестным знамением. Пеппер озадачено присвистнул.

— Что вы на это скажете, Шардлейк?

— Право, не знаю, — пожал я плечами. — Вероятно, здесь и в самом деле какая-то хитрость.

— Пусть скажет что-нибудь еще! — раздался в толпе голос какого-то смельчака. — Прикажи ей говорить!

— Табита, скажи: «Смерть Папе! Смерть римскому епископу!» — распорядилась старуха.

— Смерть Папе! Римский епископ! Храни Господь Короля Гарри! — завопила птица и расправила крылья, так что зеваки в тревоге затаили дыхание.

Я, однако же, сумел рассмотреть, что опасаться нечего: крылья были подрезаны, и диковинная птица не имела возможности улететь. Произнеся свою впечатляющую речь, птица принялась озабоченно чистить клювом перья у себя на груди.

— Приходите завтра к собору Святого Павла, еще не такое услышите! — воскликнула старая карга. — Расскажите всем, кого знаете, о Табите, говорящей птице из Индий. Мы с ней придем к собору ровнехонько в двенадцать. Да, вот такие птицы водятся в стране Перу. Там их тьма-тьмущая. И все они сидят в своих гнездах и разговаривают по-человечески.

С этими словами старуха, проворно подобрав с земли еще пару монет, схватила шест с отчаянно бьющей крыльями птицей и исчезла в дверях таверны.

Люди, возбужденно обмениваясь впечатлениями, начали расходиться. Я взял Канцлера под уздцы и двинулся шагом вдоль по улице. Пеппер и его молодой друг шли рядом.

Диво, которому Пеппер только что стал свидетелем, заставило его отказаться от обычного пренебрежительного тона.

— Я слышал уйму историй о чудесах, которые творятся в стране Перу, той, что завоевали испанцы! — в волнении восклицал он. — И я считал все это выдумками, которые не стоит принимать на веру! Но после того, что мы сейчас видели… О, Пресвятая Дева!

— Не сомневаюсь, все это не более чем мошенничество, — невозмутимо заметил я. — Вы не обратили внимания на глаза этой птицы? Пустые, стеклянные глаза, без всякого проблеска ума! А помните, как она вдруг прекратила говорить и начала чистить перья? Существо, наделенное разумом, никогда так не поступит.

— Тем не менее, птица разговаривала, сэр, — возразил Майнтлинг. — Мы слышали это собственными ушами.

— Но говорить можно, не понимая смысла слов. Думаю, птица просто повторяла слова старой ведьмы. Ведь и собака бежит к хозяину, когда он зовет ее. Кстати, мне доводилось слышать о говорящих сойках.

Оказавшись в конце улицы, мы остановились.

— Возможно, вы правы, Шардлейк, — усмехнулся Пеппер. — Ведь паства в церкви тоже тупо повторяет за священником латинские молитвы, не понимая ни слова.

В ответ я молча пожал плечами.

Подобное замечание относительно латинской мессы показалось мне излишне пренебрежительным, но сейчас у меня не было ни малейшего желания затевать спор на религиозные темы.

— Увы, я вынужден вас покинуть, — заявил я, отвесив поклон. — Мне назначен прием у лорда Кромвеля, в Вестминстере.

На молодого человека мое сообщение произвело сильное впечатление, да и на Пеппера тоже, хотя он приложил все усилия, чтобы это скрыть. С самой безразличной миной я вскарабкался в седло и пришпорил Канцлера. Адвокаты — это величайшие сплетники, которых Господь когда-либо посылал на эту грешную землю. Я понимал, что моей деловой репутации отнюдь не повредит, если Пеппер растрезвонит повсюду о личной аудиенции, которой удостоил меня главный правитель. Эта отрадная мысль согревала мне душу, однако удовольствие мое вскоре было отравлено непогодой. Когда я проезжал по Флит-стрит, первые дождевые капли упали на пыльную дорогу, и вскоре дождь хлынул как из ведра. Порывы резкого ветра бросали холодные струи мне в лицо, однако я был вынужден продолжать путь, прикрыв голову капюшоном дорожного плаща.

К тому времени как я добрался до Вестминстерского дворца, дождевые струи превратились в сплошные потоки. Улицы опустели, а с несколькими промокшими до нитки всадниками, попавшимися мне навстречу, мы обменялись сочувственными восклицаниями.

Несколько лет назад король оставил Вестминстер, перебравшись в великолепный новый дворец в Уайтхолле. В настоящее время Вестминстер использовался главным образом для заседаний различных судебных палат. Палата, в которой подвизался Пеппер, была основана сравнительно недавно и занималась перераспределением имущества малых монастырей, ликвидированных в минувшем году. Здесь же располагались конторы служащих лорда Кромвеля, численность которых в последнее время возросла неимоверно. Таким образом, Вестминстер являлся весьма оживленным местом.

Обычно во внутреннем дворе во множестве толпились облаченные в черное адвокаты, бурно обсуждавшие подробности недавних процессов. В укромных уголках государственные чиновники приглушенно спорили или строили свои бесконечные заговоры. Но сегодня дождь загнал всех под крышу, и двор был почти пуст. Лишь несколько бедно одетых, насквозь промокших людей понуро стояло у дверей Палаты перераспределения. То, несомненно, были монахи из уничтоженных монастырей. Как видно, они явились в суд, дабы испросить обещанного королевским актом направления в приходы. Чиновник, в обязанности которого входило отвечать на их запросы, отсутствовал — возможно, то был господин Майнтлинг, встреченный мною у таверны. Внимание мое привлек пожилой человек с гордым и благородным лицом, в одеянии цистерцианского монаха. Капли дождя стекали с его капюшона. Появившись в монашеской одежде поблизости от кабинета лорда Кромвеля, старик рисковал навлечь на себя новые неприятности.