Белый дракон. Мечи Ямато - Александр Логачев

— Я знаю, кто ты! — Оборванец мелко захихикал, тряся неряшливой лохматой бородой. — Ты — Иё-но усиони[3], ты пришел с Сикоку.

Оборванец потянулся к шляпе, Артему пришлось отодвинуться.

— Нет, я — не Иё-но усиони, я — другой, — смиренно, как и положено бывшему послушнику, отвечал гимнаст. — Так все-таки, какой дороги следует держаться, чтобы...

— Я знаю, кто ты! — вдруг выпалил этот ненормальный, показав на левое плечо Артема. — Ты — Бьяку-Рю!

И начал пятиться. Пятился, пятился, вдруг сорвался и стремглав бросился наутек, шлепая босыми пятками по гладким бревнам моста, отполированным ногами, временем и дождевой водой. Признаться, сей типус оставил Артема малость озадаченным. Оно конечно, странствующему сумасшедшему вроде бы и положено нести всякую чушь. Но вот почему он вдруг понес чушь про Бьяку-Рю, сиречь Белого Дракона? Артем невольно взглянул на свое левое плечо. Все нормально, нет никакой дыры в накидке, через которую юродивый мог бы увидеть татуировку. «Может, он видит сквозь солому и ткань? Сумасшедшие зачастую обладают возможностями, превышающими обычные человеческие, — пришла на ум совсем уж бредовая мысль. — Да ну, чушь! Нечего ломать голову над ахинеей, которую несут всякие юродивые. Как верно подмечено классиком: "Ну сумасшедший — что возьмешь!" Вот и весь сказ. Все, выкидываем из памяти...»

К вечеру этого дня, отличившегося лишь встречей на мосту, у Артема закончилась прихваченная из монастыря еда. Да немного ее и было, к слову говоря. Экономь, не экономь, надолго не растянешь. Поэтому Артему ничего не оставалось, как забыть на какое-то время о городе Ицудо и направиться в ближайший населенный пункт, где следовало раздобыть правдами-неправдами хоть какую-то еду. Артем не думал, как станет ее добывать, положившись на принцип «что-нибудь придумаю». Сперва же (и срочно, черт возьми!) надлежало разыскать этот проклятый ближайший населенный пункт. Где же еще встречные-поперечные японцы?! Почему никто не ходит по дорогам?!

К вечеру следующего дня Артем выбрался-таки к населенному пункту. Пошел по наиболее истоптанной и разбитой дороге: шел, шел и вышел. А вот куда именно вышел, так и осталось неизвестным. Табличек «Добро пожаловать в...» на въезде в город не стояло, спрашивать аборигенов: «Не подскажете ли, как зовется ваш чудный город?» — Артема что-то не тянуло. Он вообще хотел свести общение с местными аборигенами до самого что ни на есть крайнего минимума.

Одно можно было сказать: подвернулся некий городишко. Намного меньше города Ицудо, который Артем видел издали, зато намного больше деревни, где главным был дзайти рёсю[4]Симадзу Ядзиро и которую Артем прошел под конвоем из конца в конец.

Надо сказать, Артем несколько волновался. Не будет ли он привлекать внимание? Хотя бы тем, что всех своих они тут узнают издали, по походке. А раз чужак идет, не надо ли его незамедлительно проверить на вшивость, а, товарищи? Не надо ли догнать его и шляпу его грибообразную приподнять, дескать: «Ну-ка, ну-ка, кто это у нас?!»

Зря, выяснилось, волновался.

Как это ни странно, но на него ровным счетом никто не обращал внимания. Даже самураи. Он уже прошел мимо двух самураев, а те не то что не бросились к нему, радостно выдирая клинки из ножен, — даже взглядом не удостоили. Видимо, в своем соломенном обмундировании, с коробом за спиной и в полусогнутом положении Артем представлял собой настолько заурядную человеко-единицу, что и смотреть-то было не на что. Ну и славненько. Нет ничего приятнее для нелегала в тылу врага, кем в данный момент Артем себя ощущал, чем слиться с окружающей средой, как какой-нибудь хамелеон или палочник-богомол...

Да, собственно говоря, особенно много Артем по поселку и не бродил. Таково уж было его везение, что он прибыл в населенный пункт аккурат в тот день и час, когда здесь начала свое выступление труппа саругаки[5].

Выступали они на площадке между домами и фруктовым садом. Площадка как нельзя лучше подходила для всевозможных затей на свежем воздухе. Просторно, ровно, не дует, — что еще нужно, чтобы приятно провести вечер, глядя на циркачей?

Только начало темнеть, и все было еще прекрасно видно, но уже зажгли расставленные вокруг импровизированной арены фонари-укидару[6]. Ареной служили расстеленные на траве толстые (чтобы мягче падать), двойные или тройные циновки. Артисты выступали в набедренных повязках — в таких же, какие Артем видел в предыдущей жизни на сумоистах, которых, в свою очередь, видел, понятно, исключительно по телевизору.

Зрители расположились кругом, сидели прямо на земле или на принесенных с собой соломенных ковриках. Артем устроился позади всех, так сказать, в последнем зрительском ряду. А прямо перед ним сидел японец, рядом с которым на земле стоял заплечный плетеный короб. Похоже, тоже скиталец. Стало быть — здраво рассудил Артем и изъяна в своих рассуждениях не нашел — в корзине должна быть еда. А где же еще?!

Чем дальше, тем все чаще Артем переводил взгляд с артистов на корзину, и чем дольше он на нее смотрел, тем невыносимее становились муки голода. Он воображал себе жирные куски говядины... Ах да, японцы же мясо не едят, черти! Мясо придется исключить! Но что, скажите, мешает грудиться в коробе пышным булкам или лепешкам с сыром? Или пусть даже без сыра? Годится даже сыр без лепешек. Все годится, что съедобно.

Совесть Артема не мучила. Слишком хотелось жрать, чтобы еще и совестью мучиться. А как по-другому раздобудешь еду? Даже выменять, и то не на что. В конце концов не жизнь он отнимет, а всего лишь хлеба ломоть...

Для того чтобы идти на дело, момент сейчас сложился как нельзя более подходящий. Японец всецело был поглощен представлением, похохатывал вместе со всеми, за корзиной не приглядывал. Его и остальных увлек номер с тарелками. Номер — заговорил в Артеме профессионал — простенький. Крутит человек на двух гибких прутьях деревянные тарелки, перебрасывает их с одного прута на другой, иногда роняет тарелочку, но, не давая коснуться земли, ловит ее носком ноги, ногой же подбрасывает снова вверх, подхватывает кончиком прута и продолжает раскручивать. В общем-то Артем запросто сейчас может выйти и повторить трюк, даже усложнив его.

Ну все, надо начинать. Закончится представление — японец забросит короб на плечи и почапает по своим делам. И что тогда прикажете делать? Идти за ним по пятам и напасть на пустынной дороге? Это уже выйдет разбой. Преступление против личности, а не против короба. К тому же не факт, что японец непременно отправится шататься по темным переулкам, а не пойдет целенаправленно куда-нибудь на постоялый двор или в гости. К тому же не обязательно он уйдет отсюда один. А ну как с широкоплечими дружками? То, что рядом с ним никого нет, еще ни о чем не говорит.