Петля Афродиты - Лариса Соболева

Дождалась Вера Ефимовна и следующего «привета». Смотрела однажды вечером аналитическую передачу – о, политика весьма интересное явление, эти передачи ею не пропускались. К тому же ей нравилось козырять фразеологизмами из набора политиков перед друзьями дочери и зятя. Со старушками-соседками она не дружила, бабки на скамейках во дворе – это пошло, давит на психику загробный менталитет и убогое понимание действительности. Вдруг на мобильный поступил звонок, когда она уже перестала ждать пресловутого второго шага:

– Здравствуйте, Вера Ефимовна.

– Кто вы?

– Вы получили одну вещь, надеюсь, узнали ее.

Конечно, узнала! Но голос… Это был не голос, а звук из ржавой трубы – стальной и в то же время глухой, будто не человек говорил, а… робот, к примеру. Неестественный тембр, дурацкая загадочность, напоминание, лежавшее на дне сумки, нехорошие предчувствия – все это до жути пугало Веру Ефимовну. Она поняла, что ответа на свой вопрос не получит, от растерянности задала следующий:

– Вы мужчина или женщина? (В трубке гробовое молчание.) Откуда у вас мой номер? (Молчание.) Что вам нужно, черт возьми?

Видимо, этого вопроса и ждал «робот», ибо сразу же отчеканил без интонаций и пауз:

– Встретимся послезавтра в час дня в городском саду у деревянной беседки возле оврага. Приходите одна – это условие нашей встречи. Никто не должен знать, куда вы идете. Повторяю: никто не должен знать о нашей встрече.

– А если я не приду?..

Объяснять, что будет в случае «не приду», робот не удосужился. Она слушала короткие гудки и в замешательстве закурила, взяв сигарету из пачки, которую оставил в гостиной зять. Не услышала, как вошла дочь, держа вазу с фруктами.

– Мама! – ахнула она. – Ты же бросила курить!

Голос дочери Веру Ефимовну не способен напугать ни при каких обстоятельствах, старушка даже не вздрогнула, а задумчиво произнесла:

– Да? Бросила? Когда?

– Пять лет назад!

– Неужели?.. Извини, я забыла. Пойду… прилягу… Устала.

Она ушла, оставляя за собой хвост сигаретного дыма. И уже очутившись в смежной комнате, слышала, как дочь кому-то сказала, а может, просто произнесла мысль вслух:

– Вот и склероз пришел.

Вера Ефимовна не обиделась. Ерунда все это. А вот то, что ее вынуждают прийти на свидание, сохраняя договор в тайне, следовательно, нагоняя на бедную старушку страху с ужасом вперемежку, это серьезно. Помимо страха ее разъедало любопытство. Вера Ефимовна перебирала все возможные варианты встречи и выстраивала линии обороны, заодно взвешивая: идти или не идти.

Страшно. Из-за дурацкой таинственности страшно.

Мучаясь денно и нощно, она пришла к выводу, что все же один положительный фактор в странности имелся: свидание назначили на час дня. Средь бела дня вряд ли ей грозила беда – правильно? Преступления когда совершаются в подавляющем большинстве? Естественно, в темное время суток. Ночь – друг преступника. Этого было довольно, чтобы Вера Ефимовна отважилась на встречу с неизвестностью.

И вот она здесь, в городском саду у беседки возле оврага. От сырости продрогла, ко всему прочему небо обещало скорый потоп и даже заморосило, а она впопыхах не захватила зонт.

– Здравствуй, Вера Ефимовна… – раздался поблизости приятный голос, но она вздрогнула, потому что все, что ждешь, приходит почему-то неожиданно, и оглянулась… Тайна не приоткрылась мгновенно, к глубокому ее разочарованию. И только когда рассмотрела холодный взгляд на бесстрастном лице, а главное, услышала вопрос:

– Ты действительно не узнаешь меня? – все поняла.

Этот вариант она даже не рассматривала, несмотря на подсказку, брошенную ей на колени долговязой девчонкой с короткой фразой: «Это вам передали». Потому не подготовилась. Да, да, Вера Ефимовна, можно сказать, банально сунула голову в песок, как страус. Но у страуса головка маленькая, мозгов там – с гулькин нос, а она все-таки с большой человеческой головой… Неужели и у нее с возрастом мозг стал меньше размером? Нет, она просто вытравила в себе все, что напоминало о нечистой совести, ее совести. Она сумела забыть за давностью лет, да и жилось ей, в общем-то, прекрасно… но ведь за чужой счет так жилось.

Вера Ефимовна привстала, чувствуя, как мелко дрожат коленки. Ее глаза слезились, а губы беззвучно шептали:

– Не может быть…

* * *

В сущности, Болотов лукавил. Можно сказать, немножко рисовался перед собой же, ведь и в своих глазах желательно выглядеть жертвой, а не палачом, чтобы легче было оправдаться. Только вот никак не получалось вылавировать из собственных хитросплетений. Потому что есть один нюанс: разрушая, Валерий Витальевич намерен построить не менее качественное житие-бытие – такова его задача, воля и желание. Но его желание, только его. Оттого-то на душе и скверно. Да и сомнения, черт их возьми, не пускали к переменам! О, перемены… они всегда тяжелы и непредсказуемы, к ним нужно долго готовиться. И Болотов готовил проникновенную речь:

– Дорогая, пойми, мы переросли друг друга… Нет, так нельзя. Нельзя, нельзя! Звучит как издевательство. Нужно проще… добрее…

Хотелось бы знать, как это – проще? И вообще, что есть – проще? Он застрял на этом непростом слове, не умея его доступно объяснить, а ведь употреблял. И ого сколько раз. Употреблял правильно, но сейчас смысл почему-то ускользал от него. А это важно – понять смысл до глубины.

Поворот! Чертыхнувшись, Валерий Витальевич крутанул руль. Машина, визжа колесами, на полном ходу повернула вправо, из-под колес вверх взметнулась стена воды – дождь и вчера лил, и позавчера, лужи не успевали высыхать. Всю неделю стоит дрянь, а не погода. И настроение абсолютная дрянь.

Машину занесло… Болотов едва справился с управлением. Вот что значит – перейти на режим автопилота. И это в совершенно трезвом состоянии. Поворотник не включил, скорость не снизил, пролетел через зебру, как дурная пуля. А если бы пешеход шел? Идиот! Он же не хочет ни своей, ни чужой смерти.

Валерий Витальевич отер пот со лба ладонью в замшевой перчатке и мысленно поблагодарил судьбу, что простейший маневр при потере контроля завершился без жертв. Опять это слово – просто, простейший, простой, проще… добрее… А уж доброта в его случае – полный абсурд.

– Так, спокойно, – сказал он себе. – Куда ты, Валера, спешишь?

Действительно, куда? Не на тот свет, уж это без сомнения. Он снизил скорость до 30 км, автомобилей все равно мизер на проезжей части, пресловутой скорости общего потока нет, можно ехать как заблагорассудится.

От тонких нитей дождя помутнело пространство, растушевав очертания всего, что окружало и проезжало мимо. Этот размытый фон надежно укрыл ехавший наперерез автомобиль. Заметил опасность Валерий Витальевич в самую последнюю секунду, дал по тормозам, только это уже не могло помочь.

Бааах!!! Дзинь… дзинь… – перезванивались осколки, посыпавшиеся на мокрый асфальт.