Траектория птицы счастья - Татьяна Веденская

– Последний этаж. Ее зовут Раиса Пална! Не забудь! – прокричала вслед Полина Ильинична. Можно подумать, мне есть дело до того, как зовут очередную бабусю с давлением, которой хочется укола и душевной беседы о ее здоровье и состоянии. Я пересекла двор нашего большого П-образного дома на Песчаном переулке, что недалеко от Сокола, и подошла к первому подъезду. Наш дом был старым. Его построили еще в сталинские времена для партийной элиты средней паршивости. Трехметровые потолки, изящный плиточный фасад с темно-коричневой каймой, тяжелые лестницы, красивый парк вокруг. Чудесное место, в котором живут такие же состарившиеся вместе с домом люди. Бабушки в нашем доме составляли лидирующее большинство. Они сбивались в стайки и, как воробушки, клевали у подъезда. Клевали носом и клевали непрошенных прохожих, которые шли по двору в надежде срезать дорогу до метро.

– Ходють! Что вам, тротуаров мало, иродам? Ходють и ходють.

– У себя дома, небось, не топчуть траву!

– У себя, небось, забором все обнесли.

– А на нас правительство экономит, ворюги!

– Ворюги, точно. Здравствуй, Машенька, – любезно растекаются в улыбку морщинистые лица безобидных сплетниц. Меня они любят. Каждая из них хоть раз да просила меня сварганить укольчик или померить давление.

– Добрый день, – рассеянно кивнула я.

– Так еще ж утро, – улыбнулся партер. – Ты со смены, что ль?

– Угу, – кивнула я и прошлепала внутрь. Лифт по необъяснимым причинам не работал. Не работал именно в этом подъезде, потому что в своем я прекрасно докатилась до пятого этажа. А тут до девятого этажа мне пришлось топать пешкарусом, отчего мое настроение окончательно испортилось. Я, хоть и врач, а живой человек, к тому же покуривающий. Одышка и стук в висках – совсем не то, что может порадовать усталого медика. Да еще и дверь злосчастной тридцать второй квартиры оставалась недвижима. Я звонила, а из-за двери раздавалось эхо. Дверь была равнодушно и безучастна.

– Не дай Бог, инсульт. Это ж я вообще поспать не смогу, – подумала я. Отдышалась, огляделась и подумала, что даже найти слесаря для взлома займет целый час, а там, может, бабуся коньки отбрасывает. Прямо сейчас. Я последний раз надавила кнопку и бросилась вниз. Черти что, а не день!

– Кто там? – раздался вдруг сверху сонный и явно не старушечий голос. Мужской, я бы сказала. Интересно девки пляшут, что ж он сразу не открыл. Я уже до седьмого спустилась, так что пришлось снова подняться на девятый. Козлы! Все!

– Где Раиса… как там ее… – задыхаясь, спросила я. На меня непонимающе смотрел заспанный помятый мужик лет сорока, в тапочках на босу ногу и в женском байковом халате. Глаза голубые, красивые. А все остальное неопределенно из-за того, что мужик в эту минуту только разлепил глаза.

– Павловна?

– Да. Позвольте пройти? – я отодвинула его и зашла в квартиру.

– Она ушла! – посеменил он за мной вдогонку.

– Как ушла? Куда? – несколько растерялась я. – А инсульт?

– Какой инсульт? – помрачнел мужик.

– Обыкновенный! Врача вызывали? – окончательно разъярилась я.

– Мы? – совершенно искренне удивился мужик. – Нет.

– Это тридцать вторая квартира? – на всякий случай уточнила я.

– Ну, естественно, – кивнул тот. – Только вот ни инсульта, ни тети моей дома нет! Ушла на рынок. Зайдите завтра!

– Знаете, что. Идите вы в баню. Я со смены, мне ваши шуточки ни к чему, – я развернулась и пошла к выходу.

– Так вы доктор? – зачем-то уточнил он. Доходит долго. Реакции замедлены. То ли со сна, то ли просто такой от природы.

– И что? – сквозь зубы процедила я. Понятное дело, что злиться нехорошо, и что мужик, собственно, ни в чем не виноват, но мне хотелось спать, курить и кусаться.

– А доктора, они все такие злые? – заинтересовался мой собеседник.

– Поголовно! – я стояла на лестничной площадке и судорожно жала кнопку лифта.

– Лифт же не работает, – ехидно подметил этот негодяй, сально улыбаясь. Надо сказать, что он несколько пришел в себя, стряхнул сонливость и с интересом меня разглядывал. Я с досады стукнула кулаком по сетке лифтовой двери. Она гулко загудела.

– Достали вы меня все, – совершенно искренне молвила я. И пошла к лестнице.

– А можно, я вас напою чаем? – совершенно неожиданно сказал незнакомец. Я обернулась, чтобы проверить, не издевается ли он. Он широко улыбался.

– С чего бы?

– Ну. Чтобы компенсировать вам ложный вызов. Я так понимаю, что тетушка вам про свое головокружение рассказала.

– Ага, – я кивнула. – Тока не мне. Этот бабкин испорченный телефон – просто бедствие.

– Проходите же! Да не стесняйтесь, – он явно не шутил. Я подумала-подумала, да и вошла в дом. Во-первых, мне было лень снова переться по лестнице. Хоть и вниз, а далеко. Во-вторых, дома-то мне чай придется делать самой. Да и не с чем его дома пить. А тут, может, какая баранка найдется. К тому же, они действительно меня дернули попусту, пусть теперь хоть угощают.

– Так и что головокружение? – из вежливости поинтересовалась я. Чтобы поддержать разговор. И постаралась не думать о том, что заходить к незнакомым мужчинам на чай – это точно не в моем стиле. Тем более к мужикам в старушечьем халате. Не иначе как он чем-то меня заинтересовал. Мне тридцать пять лет, я давно уже прекрасно себя изучила. Я еще не успела спросить, как его зовут, а мое тело уже сделало стойку. Такое чувство, что в нас встроен некий подсознательный гормональный анализатор. Механизм точный, почти не дающий сбоев, он определяет, подходит ли тот или иной мужчина в наши партнеры. А может, даже не гормональный, а генетический анализатор. Вот только он никак не определяет, хороший ли человек нас к себе тянет, или подлец. Только ДНК-совместимость. А жаль.

– Вы садитесь, пожалуйста. Сейчас я вас напою своим фирменным чаем, – мужик бегал из угла в угол старенькой обшарпанной кухни.

– Фирменным? Это как? С клофелином? – ни с того, ни с сего ляпнула я. Мужик расхохотался.

– Смешные вы, медики. С клофелином. Скажете, тоже! Меня зовут Дима. А вас?

– Дима? – внутри что-то екнуло. Ну, почему бы ему не зваться каким-нибудь Сережей или Славой. Что, на свете совершенно не осталось других имен?

– Вас тоже зовут Дима? – он деланно удивился.

– Я Маша, – ответила я и замолчала. Мне захотелось уйти. Димой звали мое самое большое разочарование. Меньше всего на свете мне хотелось вспоминать ту историю. Если только можно сказать про самый большой жизненный облом, что это «та история». Такое, или почти такое же случалось, наверное, с каждой женщиной, особенно у нас в России. Но мне-то от этого не легче. Поэтому я стараюсь не вспоминать или вообще сделать вид, что ничего не было. Дима? Кто такой Дима? Ах, тот, с кем я вместе жила на Курской! Да-да-да, припоминаю. Смутно.