Всякая тварь - Алмат Малатов

– Что значит – живее всех живых? – На кухню вплыла Милочкина мать, Раиса Рашидовна. – Это Ленин живее всех живых, я что, похожа на Ленина? Почему твой муж опять дразнит меня? Да, у меня не самые густые волосы, но усов у меня нет! Я что, желтая? Я больна, и вы мне не говорите?

– Мама, он не говорил, что у тебя есть усы! – застонала Камилла. – Ну чего ты проснулась? Ты себя плохо чувствуешь?

– Я прекрасно себя чувствую! Так и запомните, Эдуард, ПРЕ-КРАС-НО! Почему ребенок не спит? Полночь скоро! Почему он читает при таком освещении? Вы не родители, вы ехидны! Эдуард, вы опять толком не ужинали, съешьте немедленно самсу, имейте совесть, на дочь давно махнула рукой, она вечно на диете, но вам-то диета не нужна, вам вообще уже ничего не поможет, съешьте самсу. – И грохнув посреди бумаг тарелку с выпечкой, Раиса Рашидовна устремилась в ванную.

– Иди к бабуле, мое солнышко, пойдем спать, маленький! Скоро мы к бабуле поедем, на работу пойдем, бабуля даст тебе поиграть калькулятор, нет, бабуля не будет включать Пугачеву, если Русланчик будет себя хорошо вести, конечно. А если не будет, бабуля пригласит Пугачеву на концерт в министерство, и…

В квартире раздался громкий рев: больше всего Руслан боялся Пугачевой, впервые услышанной у бабушки на работе. Он играл с невиданной для семидесятых диковиной – калькулятором, признаком принадлежности бабушки к мелкой советской аристократии: Раиса Рашидовна была старшим экономистом в республиканском министерстве, – и тут зловещий голос из динамика пропел «То ли еще будет, ой-ёй-ёй». Из-под стола Руслана выманивали долго.

Эдуард тихонько вышел на лестничную площадку и закурил.

– Интеллигенция, блядь, – сказал он и поискал глазами, куда бы стряхнуть пепел. Десять лет назад на окончание школы с золотой медалью родители сделали ему подарок – шоколадку. Байские замашки татарской тещи, генеральской вдовы, стояли у него поперек горла – прямо под самсой.

Изначально Раиса Рашидовна имела иные матримониальные планы в отношении дочери – красавица Камилла могла выбирать из шести претендентов. Пятеро были номенклатурными работниками, шестым был Эдуард. Они познакомились, когда Камилла треснула Эдика по голове учебником научного коммунизма. Нищего студента, «да еще и еврея», Раиса Рашидовна не видела зятем даже в страшном сне.

Когда Камилла сообщила, за кого выходит замуж, ее мать зарыдала.

– Что ты так плачешь, как будто ты меня похоронила? – вздернула бровь Милочка.

– Лучше бы я тебя похоронила! – ответила любящая мать.

Эдика к знакомству с тещей собирали всем общежитием. Кто-то дал рубашку, кто-то – костюм, туфли соседа по комнате жали, зато в кармане лежал червонец, заработанный на разгрузке вагонов. Он шел с Милочкой и ее мамой в кафе.

– Скажите, Эдуард, не хотите ли вы сделать пластическую операцию? – сладко поинтересовалась потенциальная теща, помешивая чай так, чтобы ложечка не звякнула о чашку. – У меня есть прекрасный хирург, они воевали вместе с моим мужем, генералом.

Камилла улыбнулась еще более сладко и больно ущипнула родную мать под столом. Чаепитие прошло относительно гладко. Относительно гладко в дальнейшем проходило и общение Эдуарда с тещей во время ее приездов из Молдавии.

Эдуард еще разбогатеет в новом, сломавшем все времени, еще заберет к себе из обнищавшей Молдовы Раису Рашидовну, и они будут ненавидеть друг друга долго и изысканно. Говоря друг другу то, за что в порту бьют кастетом, они свяжутся плотными болезненными узами, которые и есть в сути своей – родство. Она освоит еврейскую кухню и будет разгонять всех, когда он приезжает обедать, «мужчина должен поесть, ну что вы галдите, уйдите все, вы подавать мешаете, ишь, жует, кровопийца». Он будет возить ее по магазинам, потому что «мама, у вас тапочки совсем вид потеряли, не буду я вам без вас ничего покупать, вы меня, мама, потом вместе с этими тапочками и скушаете», искать лучших врачей, потратит сумму, равную стоимости автомобиля, на ее последнюю, уже бесполезную операцию. И будет после ее смерти ходить потерянный по новой, большой квартире, в которой никогда уже не будет пахнуть эчпочмаками и перемячами: Милочка так и не научится готовить.

Но это все будет потом. А пока бабушка поет татарские и молдавские колыбельные внуку, Эдик с Милочкой в обнимку высчитывают погрешность эксперимента, брошенный в ванной журнал «Юный химик» лежит, раскрытый на статье про свойства кислот, а многочисленные цветы в двухкомнатной хрущевке безмолвно корчатся в агонии – Руслан полил их уксусной эссенцией.

На следующий день Эдуард понял, что его ребенок – воплощенное зло. Лучшие экземпляры коллекции цветов погибли, а из детского сада позвонили голосом, не предвещавшим хорошего. Оттуда звонили и раньше – когда «случайно» сработал огнетушитель, когда в компоте нашли кукольные глаза в количестве семи штук – больше выковырять Руслан не успел, – но в этот раз голос заведующей был мрачен, как советский текстиль.

– Из детского сада нам придется его забрать, – сказала Милочка и задумчиво поглядела на отпрыска.

– Забрать? Да с ним же в одной квартире находиться страшно! – Эдик закурил прямо на кухне, чего никогда себе не позволял.

– Ну что ты куришь при ребенке?

– Ничего, пусть привыкает, ему еще в аду серой дышать! Как можно было додуматься до таких игр?

– Все дети играют в доктора, ну не кричи, он не специально.

– Он не специально засунул девочке в… в… туда еловую шишку?

– Эдик, шайтан тебя забери, – взорвалась Камилла, – хватит орать! Шишку он засунул? А что он должен был засунуть ей в шестилетнем возрасте? Это все твоя порода! Выпороть, да и все!

– Так, я все поняла – Раиса Рашидовна втиснулась в крохотную кухню и оглядела супругов с непроницаемым выражением лица. – Иди-ка сюда, Русланчик.

Подперев собой дверь, в которую с ревом колотился «змееныш», теща утерла пот и деловым тоном сказала:

– Эдик, выпустишь его, когда песня про козу и грозу закончится. Я пошла к родителям девочки, я знаю, где они живут. «Букет Молдавии» мне дай из шкафа, конину вяленую, которую сестра прислала. Я позвоню в министерство, чтобы его у нас на год раньше в школу взяли. И прекратите орать, от шишки еще никто не забеременел.

Через месяц пакостный внучок уже был посреди молдавского щедрого и равнодушного лета. А через два его госпитализировали в кожно-венерический диспансер. И опять во всем был виноват животный мир: в кишиневский двор забрел котеночек. Дети принялись котеночка гладить и тискать. Котеночек издох – не иначе, как от счастья, а дети поголовно заразились стригущим лишаем.

– В таком возрасте загреметь в КВД?! – возмутился папа Эдик, положив трубку. – Что из него вырастет к восемнадцати годам???

– Да уже понятно что. – Камилла хихикнула и развернулась на каблуках. Они с Эдиком шли в кино.