Сломленный рыцарь - Л. Дж. Шэн

После душа я завалился на кровать, пытаясь игнорировать тот факт, что в ее комнате включился свет. Вместо того чтобы подглядывать (это плохо), я проверил электронную почту на телефоне. Там была куча сообщений из нескольких колледжей, которые я рассматривал, – все рядом. Быть с мамой – мой долг. Но это означало попрощаться с футболом в колледже, но в целом это небольшая цена. Я хорош в футболе – даже великолепен, – но мои родители более чем способны оплатить высшее образование, и я не хочу занимать бюджетное место того, кто действительно нуждается в нем. Это не значит, что я не хочу играть в футбол. Хочу. Просто у меня нет желания красть чей-то шанс вырваться из дерьма.

Как приемный ребенок, сорвавший джек-пот с родителями, я знаю кое-что о шансах, особенно когда в них нуждаешься. Но у кармы нездоровое чувство юмора.

– Эй, я знаю, что твоя биологическая мать была куском дерьма, поэтому вот тебе прекрасная мама. Но вот в чем фишка – она временная. Она умрет. Это научит тебя ценить людей!

Да пошла ты, карма.

В жопу. Без смазки. Без плевка. Без всего.

Я провел по экрану, и три сообщения высветились одно за другим.

Поппи Асталис: Так, это немного странно и стыдно, но … У меня есть купон в кафе с мороженым. Не то чтобы тебе был нужен купон, чтобы позволить себе мороженое. Я даже не знаю, ешь ли ты сахар, ведь ты такой спортивный и все такое. Но я не хочу, чтобы он сгорел. Ленни занята, папа тоже … ну, ты знаешь, это же папа. Так что я подумала, может … О, вау. Это глупо. Прости, что послала тебе это сообщение. ЛОЛ. Действительно. Это глупо. Прости. Но раз ты не будешь его читать все равно, то … ты мне нравишься. И мне понравилась пятница. Больше, чем должна была. Ок. Пока.

Поппи Асталис: О МОЙ БОГ. ПОЖАЛУЙСТА ПРОИГНОРЬ. МОЯ СЕСТРА ОТПРАВИЛА ЕГО, ПОТОМУ ЧТО СКАЗАЛА, ЧТО МНЕ НУЖНО ОТРАСТИТЬ ЯЙЦА. ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА ПРОИГНОРЬ.

Я вздохнул, сделав себе пометку отшить Поппи настолько мягко, насколько это возможно. Она не сделана из того же материала, что и Арабелла. Она не хотела встречаться со мной ради социального статуса или корыстных целей. Непонятно, что во мне увидела Поппи, но ей это на самом деле нравилось. Это делает ее привлекательной, даже если я считаю ее ненормальной из-за того, что она в восторге от моего безумия, что видит во мне нечто большее, чем просто манипулятора.

Третье сообщение от Луны. Я сделал глубокий вдох и сказал себе, что она просто мой лучший друг, с которым я провел все дни своей жизни, не считая последних нескольких месяцев.

Луна: Когда ты будешь готов?

Этого приглашения было достаточно, чтобы я сразу же натянул кожаные кроссовки Prada и выдвинулся.

Луна глядела сквозь облака, пробиваясь сквозь уходящие лучи заката, и я подумал, что она смотрится очень уместно.

* * *

– Как тебе эта бейсбольная бита?

Трент Рексрот открыл дверь, осматривая биту в руках под углом. Угрожать мне тяжелыми предметами было у нас семейной шуткой с тех пор, как стало очевидно, что я очарован Луной.

Они использовали слово «очарован», потому что «сходил с ума» звучало плохо. Но все знали, что я нахожу «очаровательными» куриные крылышки и винтажное порно, но не Луну. С Луной все по-другому. Любовь. Страсть. Одержимость. Выбирайте сами.

Не то чтобы я когда-нибудь говорил ей об этом.

Я уверен, что она в курсе.

Я прощемился в дом Рексротов, игнорируя биту, которой Трент ударял по воображаемым предметам. Мы с ним были приятелями. Он и мой отец, Дин, лучшие друзья. Трент тренировал детскую команду, он привел меня в мир футбола. Я засунул руки в карманы кожаной куртки, надетой поверх толстовки (я не носил толстовки с символикой школы – даже у капитанов они были ужасно отстойными) и пошел за ним.

– Как твой средний палец? – спросил Трент.

– Все еще работает, сэр. Раз уж мы заговорили о фаллических жестах, папа сказал позвонить ему.

Мы болтаем? Ну да. Но что за хрень? Я и так уже на взводе.

– Твой папа не берет долбаную трубку, – ответил Трент.

Эди, его жена, крикнула откуда-то сверху:

– За языком следи.

Я поднял брови и посмотрел на Трента, и мы оба засмеялись, когда Рэйсер, семилетний брат Луны, ворвался в комнату, тыкая игрушечной машинкой мне прямо в лицо.

– Найт! Посмотри! Посмотри, что моя сестра привезла мне из Аппалачского! Это уже пятая, хотя еще даже не Рождество.

– Это круто, чувак. Твоя сестра классная. – Я взлохматил его кудрявые волосы, посмотрев вопросительно на Трента.

Таких здоровяков, как я, было немного, но Трент был одним из нас. Он указал наверх.

– Удачи.

– Зачем мне удача?

– Она девушка-подросток. Удача не будет лишней.

Я покачал головой, пытаясь успокоиться. Я в бешенстве. В бешенстве уже четыре месяца, в течение которых мы играли в виртуальные прятки. В бешенстве от пощечины, которая все еще ощущалась на моей коже. В бешенстве из-за поцелуя с Поппи Асталис. Если Луна узнала, то точно подумает, что я пихаю член во все, что движется.

Я поднялся наверх к комнате Луны, постучал и сразу же открыл, не дожидаясь ответа. Она сидела на кровати с ноутбуком на коленях и смотрела на меня. Такая же, какой я ее запомнил. С идеальными серыми глазами, идеальной смуглой кожей и идеальными губами – слегка неровными зубами, которые превратили ее из просто красивой в захватывающую дух сирену. Улыбка расплылась на моем лице, несмотря на беспорядок в наших, так называемых, отношениях.

– А что если бы я была не одета? – показала она с улыбкой.

– Я рассчитывал на это. – Я провел языком с пирсингом по нижней губе.

– Прости, что разочаровала.

– Никогда не поздно исправить ситуацию.

– Ты ужасный. – Она захихикала и покачала головой.

– Ты хорошая.

– Что плохого в том, чтобы быть хорошей?

– Не так просто подкупить.

Тишина.

– Спроси снова.

– Что плохого в том, чтобы быть хорошей? – Она закатила глаза.

– Ничего, – быстро ответил я. – В тебе нет ничего плохого, Лунный свет.

В это же мгновение строгое выражение лица Луны растаяло. Она отложила ноутбук на кровать и встала, направляясь ко мне.

Я раскрыл руки, обнял ее и вдохнул запах шампуня, кожи, всего, зажмурился и подумал: дом. Как она может казаться домом? Она обмякла в моих руках, и я почувствовал, что она дрожит. Плачет. Когда она отстранилась от меня, ее лицо было искажено от боли, но слез не было. Я нахмурился.

– Что тебя пожирает? Пожалуйста, пусть это буду я.