Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1 - Яна Анатольевна Седова

против него все ярославское общество, кроме союзников. В либеральных газетах шла травля. О. Илиодор стал неизменным персонажем бездарных фельетонов, печатавшихся в «Северных откликах»: «А монах святой сидел в кельице и донос строчил на крамольников…». Точно так же на священника нападала «Ярославская колотушка», за что некий «рабочий Петров с девятью товарищами» угрожал ее редактору Куприянову убийством, если тот не прекратит «издеваться и порочить досточтимого монаха Илиодора и доктора Кацаурова».

Перевод

В конце концов преосвященный согласился с недругами о. Илиодора, что ему не место в семинарии, и предложил священнику перейти на должность епархиального миссионера. Как уже говорилось, тот и сам не хотел больше преподавать. Поэтому согласился. Затем произошло странное недоразумение: о. Илиодор не подал прошения, а преосвященный поспешил назначить миссионером другое лицо. Кажется, владыка решил расстаться со слишком харизматичным иеромонахом. По письмам преосвященного легко проследить, как изменилось его отношение к о. Илиодору от марта к июлю. Поначалу владыка заступается за священника, но летом, после доноса на еп. Евсевия, «вызывающего» поведения о. Илиодора в Спасском монастыре и истории с посохом, тон меняется и преосвященный прямо признается, что стал остерегаться своего подопечного.

30. VI Св. Синод утвердил решение своего учебного комитета о переводе о. Илиодора в Новгородскую семинарию — решение, принятое, вероятно, не без участия архиепископа Иакова. Взамен из Новгорода в Ярославль переводился преподаватель семинарии иеромонах Алексий.

На ярославских союзников эта весть произвела самое грустное впечатление. Совсем недавно они провожали в ссылку на Соловки основателя «Союза русского народа» игумена Арсения (Алексеева), проехавшего через Ярославль 31.V. И вот теперь новый удар!

Союзники направили к архиеп. Иакову депутацию, составив ее из самых разных людей — от простонародья до генералов. Посетив архиерея, депутаты прежде всего напомнили ему об известных событиях на Большой мануфактуре: «Вы знаете, владыко, что в это страшное время ни вы, ни кто из ваших подчиненных, украшенных царскими милостями монахов и протоиереев, не пошел в толпы бунтарей, кроме отца Илиодора». Если верить правой печати, преосвященный отнесся к этой речи очень невежливо. Не дав гостям договорить, он будто бы затопал ногами и закричал: «Ступайте вон, — я вас слушать не хочу!». На том аудиенция и завершилась. По-видимому, гнев преосвященного вызвали не слова депутации, которая вела себя «в высшей степени почтительно», а само имя о. Илиодора. Но своего позорного изгнания из архиерейских покоев союзники не забыли и с тех пор рассматривали архиеп. Иакова как либерала и «изменника», считая, что он изгнал о. Илиодора «по злобе и зависти». Кацауров даже подал жалобу высшей духовной власти.

На этом столкновения союзников с преосвященным не закончились. Он получил анонимное письмо с угрозой, что в случае перевода о. Илиодора будут разоблачены происходящие в Спасском монастыре безобразия и обнародованы соответствующие документы. Адресат заподозрил, что к этому письму приложил руку сам священник, якобы выкравший из обители указанные материалы. «А крайне жаль молодого иеромонаха, запутавшегося в партийных сетях нечистоплотного отделения ярославского „Союза русского народа“, если только не сам иеромонах Илиодор является главным виновником его нечистоплотности», — писал владыка.

По-видимому, в действительности никаких компрометирующих архиеп. Иакова документов у союзников не было. Как его «Вече» ни бранило, оно так и не поставило ему в вину ничего противозаконного, только раз обмолвившись:

«О поступках ярославского архиепископа Иакова, не отвечающих высокому положению, им занимаемому, „Вече“ имеет сведения из разных уездов Ярославской епархии.

Кто объяснит, какую связь имеет Толгский монастырь с жидами?».

Ярославские союзники вместе с губернатором А. А. Римским-Корсаковым ходатайствовали за о. Илиодора и перед Св. Синодом. Но ввиду твердой позиции архиепископа Иакова, настаивавшего, что «пребывание поименованного иеромонаха в г. Ярославле совсем нежелательно», высшая духовная власть отказала. «Пятнадцать тысяч народа православного, верующего, любящего свою Веру и Церковь, просили Св. Синод оставить меня в Ярославле, но Правящая Церковь и не подумала услышать вопль народный! — негодовал о. Илиодор. — Другое дело, если бы просьба шла от крамольников, тогда бы кое-кто заходил прямо-таки на задних лапках».

Тогда союзники обратились (28.VII) к Государю со «слезной телеграммой в 1000 слов». Подписи занимали 9 листов. «В чем дело», — начертал Государь, и дело было ему доложено в таком виде, что он больше не вмешивался.

Тем временем о. Илиодор отправился в Петербург, чтобы ходатайствовать о своем оставлении в Ярославле «не ради меня самого, а ради народа православного, ради правды, ради Веры Христовой». По-видимому, он дошел до митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского). На его мольбы «владыка митрополит только улыбался и говорил: „так нельзя вам говорить и делать; нужно ехать туда, куда вас посылают!“».

В конце концов о. Илиодор смирился с переводом и даже, кажется, поехал было в Новгород. Позже вспоминал о посещении Юрьевского монастыря, где «еле-еле не умер от горя», глядя «своими заплаканными глазами» на хранившиеся там драгоценности, лежавшие втуне вместо того, чтобы быть проданными для насыщения голодных. Однако преподавать ни в Новгородской, ни в какой другой семинарии он не желал.

Поэтому он «выпросил себе такое место, где можно было бы свободно говорить правду». Для этого он избрал Волынскую епархию, на что последовало согласие как преосвященного Волынского Антония, так и Св. Синода (28.VII).

Прощание ярославских союзников с о. Илиодором состоялось в городской читальне 30.VII и было очень трогательно. Присутствующие рыдали, мешая «многолюбимому пастырю» говорить. В прощальной речи он призвал своих единомышленников отнестись к его переводу спокойно и покориться воле Божьей. Затем Кацауров прочел составленный союзниками адрес, пронизанный теплым, дружеским, даже родственным чувством: «Ты, как крепкий дуб, не гнулся, и сломить тебя было нельзя, поэтому враги захотели вырвать дуб с корнем и пересадить его на другую почву. … Прими же от нас, родной наш, горячее русское спасибо за все, что ты для нас делал… Прости нас, благослови и помяни в святых твоих молитвах; верь, что и наши молитвы за тебя будут всегда возноситься к Господу. Да воздаст Он тебе сторицей и в этой, и в будущей жизни за все добро, которое ты для нас делал». Образ «ярославской семьи „Союза русского народа“», характерный, по-видимому, для речей местных монархистов, присутствует и этом адресе, и в ответе о. Илиодора, напомнившего о словах Спасителя: «кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь». «Долго, долго с горьким плачем подходили собравшиеся по очереди к о. Илиодору, чтобы принять от него последнее благословение перед разлукой», — писал очевидец.

Священник покинул Ярославль вечером 1.VIII. На перроне собралась толпа, каким-то чудом узнавшая день и час отъезда. Газеты писали, что «народ с обнаженными головами подходил под благословение со слезами на глазах, многие громко плакали», а сам «о. Илиодор благословлял и со всеми целовался». В