Искатели - Михаил Васильев

Настоящая экзотика для трех пришельцев из Петербурга. Из них Конг вроде бы чувствовал себя увереннее всех, хотя на него здесь косились. Смотрели с недоумением и вежливо отводили глаза.

— Как на тебя вылупились, — заметил Ахилл. — В даун выпадают. Не видели инопланетян в этой глуши.

Конг и Ахилл шли за Дианой, постепенно нагружаемые ее покупками. Диана удивительно быстро освоила принципы местной торговли. Себе парни купили только по сигаре. Конг свою почему-то так и не закурил. Он на ходу обнюхивал ее, с удовольствием вдыхал табачный аромат, потом, слегка отстав, незаметно сунул в рот и съел. Оба быстро пожалели, что взялись сопровождать Диану — количество коробок и свертков с покупками стремительно росло, и останавливаться она, кажется, не собиралась.

Вверху висели флаеры и гравитопланеристы. Оттуда, сверху раздавался мощный, усиленный чем-то голос: наверное, реклама или какое-то объявление. Здесь, ближе к пирамидам и развалинам древнего города все гуще попадались туристы, и все чаще — приметы современной цивилизации. Среди толпы выделялись роботы. Современные, органопластиковые, белого, контрастного на местном пестром фоне, цвета, модной сейчас конусной устойчивой формы. Ловко сновали среди плотной толпы, щелкали, трещали и завывали какой-то аппаратурой, фиксируя моменты этой жизни. Один, ловко повернувшись на своей гравитационной подушке, уставился объективом прямо в лицо Дианы, щелкнул в упор.

Здесь их окружали маленькие магазинчики-коробки из пластика. Вспомнилось старинное слово "киоск". Из одного такого выглядывал коричневорожий продавец, высмотревший в толпе активную покупательницу, явную иностранку с двумя тяжело навьюченными слугами. Махал руками — приглашал. Предвкушая, всем видом демонстрировал, что сейчас покажет что-то необыкновенное. Диана сунула внутрь голову:

— Ювелирка, — с пренебрежением высказалась она. — Нам этого не надо.

— Правильно, — обрадовались Ахилл и Конг, придавленные уже почти непосильным грузом.

— Скоро горы такого с Марса привезем! — добавила Диана.

— Точно, — подтвердил Ахилл. — Свалятся с неба. А цены рухнут, радуйся.

Продавец по-прежнему сиял масляно блестящей рожей.

— Смотри, улыбается все равно, фуганок, — заметил Конг.

Планерист поднялся над пирамидами, вознесся в самую высь и, будто гигантская летучая мышь, кружился там, среди удивленных грифов. А автобус разочаровал, уже не верилось, что он может представлять какую-то опасность.

— Вот бы искупаться, — произнес Ахилл, глядя вверх. — Все же каникулы. К морю сейчас, отдыхать! Или на океан. Это в другую сторону, тоже недалеко. Какие-то знаменитые рифы здесь рядом, говорят, есть. Серфинг среди акул. Вот где драйв. Может, прямо сейчас на этом автобусе… — предложил он. — Дианкин груз в университете сбросим и запылим.

— Нет, совсем не сейчас, — остановила его Диана. — На лесоповал запылите, деревья рубить.

— Это еще зачем? — удивились двое.

— Затем, чтобы оборудование к тарелке возить. На бензиновых автомобилях и всём, что есть. Нам нужно корабль готовить… Искупаемся, обязательно, — Диана вздохнула и вроде бы с сожалением. — Только на обратном пути. С Марса.

* * *

Сорвали очередной плод с древа познания, — произнес профессор Моралес. — Мне даже немного боязно, как верующему… Вдруг, наверху заметят и, наконец, потеряют терпение. Так долго терпят.

Глядя на Моралеса, Платон почему-то подумал, что русский, задумавшись, стряхивал бы сейчас пепел сигары в тарелку с какой-нибудь недоеденной селедкой. А Хуан Карлосович только неподвижно замирал, глядя куда-то в пространство и подняв руки, будто собираясь дирижировать. Потом опять начинал быстро и напористо говорить, неистово жестикулируя.

Подготовка к полету откладывалась и задерживалась. Оба профессора по-прежнему целыми днями цепенели за столом. Застолье, начавшееся несколько дней назад, все не заканчивалось. Все остальные вокруг них тоже как-то старались не вспоминать о работе — таком непопулярном занятии в здешних местах. Вдруг оказалось, что здесь очень много праздников. Кажется, и президентов тут меняли так часто, чтобы побольше праздновать. Все это время только Кукулькан один возился в глубине летающей тарелки. Светил там фонарем, изучал. Заботы все переносились на завтра, а в завтрашнем дне, когда он становился сегодняшним, опять на завтра.

— Удивительно все, что мы увидели, — сказал Платон, — но мне кажется еще удивительнее то, что… — Он помолчал. — То, что эти удивительные исполины прибыли в наш мир из будущего. То есть мы для них были прошлым. А перед нашествием конкистадоров опять перенеслись в прошлое, уже наше общее.

Глядя на тарелки с объедками, он подумал, что как-то странно, что он так буднично произносит такие слова.

— Я уже получал такие сведения совсем недавно, но все равно не верил. Такое казалось слишком невероятным, и вот все подтвердило открытие этого ископаемого корабля, летающей тарелки этих ваших, то ли предков, то ли потомков. Все думаю, может быть, мой прадед, сэр Чарльз, потому и заставил всех нас ждать триста лет, чтобы мы не могли встретиться с этими исполинами. Почему-то не хотел этого. И догадывался, что они не выживут на Марсе за это время. Или знал.

— А я бы хотел с ними встретиться, — наконец, заговорил Хуан Карлосович. — Только это невозможно. Разве, что сам перенесусь в прошлое. Просто уверен, что скоро это будет обычным делом. — Профессор помолчал. — Подтверждается теория Армякова-Семиобедова о том, что мы живем в шестимерном мире, где у времени два измерения. Проще говоря, об обратимости времени. Может, слышали? Еще в начале двадцать первого века эту теорию придумали. Тогда такие возможности казались чудом. А археологии скоро не будет — готовьтесь, коллега! И истории, палеонтологии. Многого тогда не будет, взамен появится что-то другое, по-другому все станет. Другая техника, технологии, транспорт. И у виски с коньяком будет гигантская выдержка. Давайте за это выпьем, Платон Сократович! Мы с вами, коллега, оказывается, даже не Эйнштейны, а целые Прометеи.

Крепко выпивший сегодня Платон, забывшись, сунул в рот какую-то местную, непомерно наперченную закуску:

— Время золотого цвета, — произнес он, чувствуя, что говорит нелепость. — Не знаю почему. Наверное, оттого, что золото вечно.

"Может быть, когда-нибудь физики определят, что в происхождении золота участвовала это самая обратимость времени. Вихревые потоки времени какие-нибудь", — подумал он.

Сейчас он мысленно видел массивную золотую статую, типичное для месоиндейской культуры изваяние: квадратная голова, выпуклые малопонятные узоры, лицо с выпученными глазами и длинными клыками. Ничего раньше об этой скульптуре Платон не знал. После того, как он открыл второй портсигар в каменной тарелке под землей, его постоянно посещали такие видения, будто сны наяву.

Статуя глубокого темного цвета, не похожего на яркую праздничную позолоту на каком-нибудь фарфоровом сервизе. Темно-золотого. Почему-то никому не пришло в голову изобрести название для такого цвета. Наверное, за малой необходимостью для употребления.