Хроники Ордена Церберов - Яна Ясная

Второй раз к деревне я вышла, когда над болотами взошла луна и высыпали золотые ясные звезды, обещая еще один день, залитый солнцем до краев, как бадья —  колодезной водой. 

Брехнул неуверенно дворовый пес —  и затих, убоявшись связываться с тем, от кого отчетливо разит болотом и ведьмовством. Раздутая сума оттягивала плечо. Весу в ней был немного, а вот тяжесть —  немалая.

Скрипнула дверь, и я замерла на пороге —  не дело это, приходить ночью в чужой спящий дом. Добрые люди так не ходят.

Глаз привыкал ко тьме ночной горницы, и в ней постепенно видны становились лавки вдоль стен, темные кочки младших детей —  и старшие, спящие на полу вповалку.

Женщина появилась белым призраком, болотным духом из дальней части избы — и тем спасла меня.

Я все еще не знала, что делать дальше, когда она, уверенно перешагивая через спящих сыновей, миновала горницу, ухватила меня за рукав сильными пальцами да и выволокла из своего дома.

На улице было светлее, на улице было прохладнее. На улице мне дышалось легче, виделось больше —  например, что коса у тетки Дарины, жены дядьки Бора, по-ночному растрепана, губы сжаты, а спина прямая, что доска…

—  Зачем ты пришла? —  она так и не выпустила моей руки, сжимая ее будто тисками. —  Уходи! Мы сами с голоду пухнем! Нам нечего тебе дать, уходи!

Шепот ее прерывистый, яростный, впивался в меня когтями хищной птицы. В ней клокотал гнев, гнев волчицы, защищающей своих щенят от пришлой чужачки.

Я дернула плечом, выворачивая руку из захвата, шагнула в сторону —  там, у летнего очага сохли на столе вымытые с вечера миски.

Схватила ближайшую, стукнула дном о стол, переворачивая правильно  —  а потом раскрыла над ней сумку. 

Потрошеные змеи вываливались в миску с влажными шлепками, а потом, заполнив ее, скатывались на стол.

—  Яд я вынула. Шкуры снимешь сама —  и спрячь, чтоб никто не видел. 

Тетка Дарина молчала, в страхе прикрыла рот рукой.

— Что... Что теперь будет?

—  Тебе какое дело? Не тебе же будет.

Закинув на плечо легкую, неприятно волглую суму, я развернулась и хмуро пошла прочь.

И уже за калиткой мне в спину прошелестело слабое:

—  Спасибо…

Илиан слушал мой рассказ молча —  небывалое дело. Не хмыкал, не кривился — просто полировал и без того зеркальную гладь клинка, и по лицу его не было понятно, что он об услышанном думает, считает ли это дуростью и как сам бы поступил, окажись на моем месте.

—  Я таскала им змей почти месяц. Охотилась с разбором, редких или таких, у которых яд на ценные снадобья идет, не брала —  старалась тетке Кариме ловчих угодий не рушить. Сперва неладного не чуяла, потом начала замечать, что охотиться стало будто бы проще. Змей-то на Змеиных болотах всегда полно было, но чтобы сами в руки шли —  такого за ними прежде вроде бы не водилось…

Я цокнула языком —  и щелкнула ногтем по боку Плясуньи. Оружие отозвалось тихим, на грани слышимости звоном: не жалей, всё вышло, как вышло, и теперь мы есть друг у друга.

Да я и не жалею. Ни тогда и ни сейчас.

Не знаю, выжили бы они без меня или нет —  но хоронили тогда по деревням много. Гораздо, гораздо больше, чем в иные годы. В семье же дядьки Бора до первых осенних дождей дотянули все.

—  Всё вскрылось с первыми осенними дождями. Пока стояла сушь, тетка Карима из болот не вылезала, но меня с собой не брала, одна ходила. А как отступила засуха, так и она успокоилась, вновь взялась меня учить. Вот в первый же раз, как вместе по травы пошли… 

Я засопела, не желая рассказывать, что было дальше. Да и к чему Илиану Камню знать, как с меня наставница шкуру спускала и голосила, грозясь утопить никчемушную в бочаге, откупом Болотной Деве?

...у Болотной Девы кожа бела, а глаза желты, и зрачок у нее —  в узкую полоску, Болотная Дева не плетет кос, а вместо волос у нее змеи…

Зачем Илиану Камню знать, кто живет самом сердце топей Фидейских болот? 

Я и сама до шестнадцати этого знать не знала, ведать не ведала — и не загрустила бы, если бы оно и дальше так оставалось.

А проклятье —  что, легко отделалась! Болотная Дева наказала лишь того, кто нарушил ее запрет. Ни наставнице, ни дядьки Бору с домашними вины не отмерила.

Камень, убедившись, что больше мне нечего сказать, заговорил сам:

—  В следующий раз скроешь такую хрень —  закопаю.

Я вздохнула, и призналась с досадой:

—  Да никогда такого не было —  чтобы прям волной ползли! Ни дома, ни в Логове ни разу такого не было! Ну, лезли ко мне змеи. Одна-две дюжины, много —  три, если места совсем уж змеиные и пеше идти долго пришлось. Наставники разрешали не ночевать в болоте —  так и мы, вроде, не собирались ночлегом здесь вставать, к ночи должны были на твердую сушу выбраться….

Коряжка всхрапнул —  ему-то всё понравилось, он ни на что не жаловался, а теперь и вовсе придремывал стоя, после нежданного сытного обеда.

—  Давно в болотах была? —  деловито уточнил Солнышко, вгоняя клинок в ножны.

Звонкий щелчок заставил рыжего повести ушами в сторону резкого звука: вот беспокойный двуногий! Сам не спит, и честным коням не дает!

А я слегка растерялась от вопроса:

—  Не то чтобы “давно”... Но вот чтобы своими ножками, а не конскими —  это да, года три-четыре уж, как мне разрешили не спешиваться.

—  Понятно. Обязательно скажу аргусу…

— ...и я даже представляю —  что, —  себе под нос пробормотала я.

А Илиан продолжил, будто не заметив:

—  ...что проклятие имеет накопительный эффект, и нужно его, подальше от беды, время от времени разряжать. То-то акропольский целитель обрадуется: будет у него теперь неисчерпаемый источник яда!

—  Понятно. Обязательно скажу аргусу…

— ...и я даже представляю —  что, —  себе под нос пробормотала я.

А Илиан продолжил, будто не заметив:

—  ...что проклятие имеет накопительный эффект, и нужно его, подальше от беды, время от времени разряжать. То-то акропольский целитель обрадуется: будет у него теперь неисчерпаемый источник яда!

—  Ты, что ли, в склянку плевать будешь?

—  Что-что ты сейчас сказала?

—  Говорю, чему радуешься,  ты-то со мной скакать по болоту будешь! —  громче и отчетливее произнесла я.

Илиан “поверил”, и вернулся к предыдущей теме:

—  Ладно, в  этот раз, вроде бы повезло, обошлось. Но ты все равно должна была нормально сказать!

—  Я сказала, —  не утерпев, огрызнулась я. —  Но ты хотел бороться со страхом!

—  С твоим, а не с лошадиным!