Пунш желаний - Михаэль Андреас Гельмут Энде

На некоторое время воцарилась полная тишина, только ветер свистел вокруг дома.

– Послушай, что я тебе скажу, котик, – снова заговорил в конце концов ворон, – с меня хватит быть тайным агентом, эта профессия явно не по мне, и никто не вправе от меня этого требовать. Это выше моих вороньих сил. Я отказываюсь. Я выхожу из игры.

– В такой момент? – переспросил Мяурицио. – Ты не можешь так поступить!

– Ещё как могу! – возразил Яков. – Больше я не в силах этого терпеть. Хочу вести самую обычную жизнь бродяги, как прежде. Какое счастье было бы оказаться сейчас в тёплом гнезде моей Рамоны!

Мяурицио поглядел на него:

– Рамона? Почему вдруг Рамона?

– Потому что она дальше всего отсюда, – сказал Яков, сильно помрачнев. – А я мечтаю лишь об одном – быть подальше отсюда.

– Знаешь, – немного помолчав, продолжал Мяурицио, – я хотел бы гораздо большего – отправиться в дальние страны, к моим певцам, смягчать сердца своими песнями. Но, если сегодня ночью из-за колдовства этих негодяев погибнет весь мир, какая же тут может быть жизнь миннезингера? Если, конечно, вообще ещё будет какая-то жизнь.

– Ну и что? – сердито прокаркал Яков. – Разве мы в силах тут что-либо изменить? Мы, паршивые, жалкие твари, – зверёк и птичка! Почему об этом никто, кроме нас, не думает? Хотя бы, например, вон там, на небе? Одно я и вправду хотел бы знать: почему у злых на земле всегда столько силы, а у добрых всегда ничего – ну самое большее что рванмакин? Это несправедливо, котик. Нет, это несправедливо! С меня довольно. Я выхожу из игры, бастую.

И он спрятал голову под крыло, чтобы ничего больше не видеть и не слышать.

На этот раз молчание царило так долго, что наконец Яков осторожно выглянул из-под крыла и сказал:

– Ты мог бы хоть что-нибудь мне возразить.

– Мне надо подумать, – ответил Мяурицио, – обо всём, что ты сейчас сказал. У меня всё как-то по-другому. Моя прабабушка Миа (она была очень мудрой старой кошкой) всегда говорила: «Если можешь чем-либо восхищаться, то будь в восторге, а если не можешь, то спи». Я могу увлечься, вдохновиться, а потому всегда пробую представить себе самые лучшие возможности и тогда готов всё-всё сделать, чтобы их осуществить. Но, к сожалению, у меня не так много жизненного опыта, как у тебя, и нет твоей практической складки, а то бы мне сейчас наверняка пришло бы в голову что-нибудь полезное.

Ворон высунул голову из-под крыла, открыл клюв и снова захлопнул его. Это неожиданное признание заслуг от знаменитого певца и деятеля искусств из старинного рыцарского рода лишило его дара речи. Такой похвалы ему ещё не случалось слышать ни разу за всю его ветреную воронью жизнь.

Он откашлялся.

– Хм, ну, значит, – каркнул он, – одно, во всяком случае, ясно: пока мы сидим здесь, ничто не движется с места. Мы должны отсюда выбраться. Вопрос только, каким образом. Дверь заперта. У тебя есть какая-нибудь идея на этот счёт?

– Может быть, я растворю окно? – горячо предложил Мяурицио.

– Попробуй!

– А зачем?

– Мы должны отправиться в путь – и, возможно, в далёкий.

– А куда?

– Искать помощи.

– Помощи? Ты имеешь в виду Великий Совет Зверей?

– Нет, уже слишком поздно. Пока мы туда добредём и они что-либо предпримут, полночь пройдёт. И всё это будет без толку.

– Кто же нам тогда ещё поможет?

Яков в задумчивости поскрёб когтем голову:

– Понятия не имею. Теперь нас спасёт только чудо, маленькое чудо. Может быть, судьба смилуется, войдёт в наше положение – хотя слишком-то я на это не надеюсь с моим жизненным опытом. Но попробовать можно.

– Это меня… – жалобно сказал Мяурицио, – это меня не вдохновляет.

Яков мрачно кивнул:

– Ты прав, здесь теплее. Но просто, пока мы тут торчим, у нас вообще нет никаких шансов.

Мяурицио немного пораздумал, потом сделал над собой усилие, одним махом прыгнул на подоконник и открыл, поднатужившись, окно.

В комнату ворвался вихрь снега.

– Ну пошли, – прокаркал ворон и выпорхнул из окна на улицу.

Его тут же подхватил порыв ветра, и он исчез в темноте.

Толстый котик собрал всё своё мужество и выпрыгнул вслед за ним. Он упал в глубокий сугроб, и снег закрыл его с головой. С трудом он выкарабкался на поверхность.

– Яков Карк, где ты? – мяукнул кот боязливо.

– Здесь, – раздался голос ворона совсем близко.

Каким бы ни было колдовство, добрым или злым, самое важное при этом не только произнести правильно и полностью заговоры, держать под рукой необходимые приборы, действовать точно и в нужный момент, но ещё надо быть в соответствующем расположении духа. Это относится не только к злому колдовству, но и к доброму, которое, конечно, тоже существует, хотя нынче, пожалуй, пореже. Для доброго колдовства надо прийти в гармоничное, полное любви настроение, а чтобы наколдовать зло, нужно быть раздираемым яростью. Поэтому в каждом случае требуется определённая подготовка.

И как раз этим-то колдун и ведьма были пока заняты.

В лаборатории светились холодным блеском бесчисленные электропрожектора, лампочки и люстры. Они сверкали, мерцали, поблёскивали во всех углах. Комната была полна туману, потому что из курильницы поднимались густые разноцветные облака, они ползли по полу и струились по стенам, образуя разные рожи и лица, большие и маленькие, которые тут же снова растекались, чтобы возникнуть опять.

Заморочит сидел за своим домашним органом и размашисто ударял по клавишам. Трубы этого инструмента были из костей замученных до смерти животных. Самые маленькие – куриные ножки, трубы побольше – кости собак, обезьян, тюленей, а самые большие – от слонов и китов.

Тётя Тирания стояла рядом с ним и листала ноты. Они пели вместе хорал № СО2 из сборника псалмов сатаны так зловеще, что можно было содрогнуться от ужаса:

После каждой строфы звучал припев: