Та, что правит балом - Татьяна Полякова

— Осколок гранаты. В тот день нам здорово досталось, изтридцати человек выбралось девять. Я угодил в госпиталь, в третий раз. Генералявился прямо туда вручать нам ордена — мне с пластиной в башке, парню без обеихног и еще одному герою, тому больше всех повезло, ему снесло подбородок, ничелюсти, ни языка, просто дыра, которая начинается от носа. Представляешь, какон обрадовался ордену? Через неделю приехала его жена и грохнулась в обморок, апотом поспешила смыться, и правильно сделала, видеть такое каждый день — верныйспособ оказаться в психушке. Большое спасибо этому парню, рядом с ним ячувствовал себя счастливчиком.

— Как ты попал на войну? Призвали в армию?

— Нет, — засмеялся он. — По собственному желанию.После военного училища. — Он повернулся ко мне, взглянул из-под очков иопять засмеялся. — На свете полно дураков. И я из их числа.

— Расскажи.

— О своей глупости? Это долгая история.

— Расскажи.

Он пожал плечами, не спеша очистил апельсин, съел несколькодолек, выплевывая косточки и как-то странно улыбаясь.

— Значит, тебе требуется моя биография? Что ж, она уменя любопытная. Сколько я себя помню, мой папаша вечно колотил мою мать, а тав знак большой признательности рожала ему детей. Нас было шестеро, я самыйстарший, и мне здорово доставалось, но это пошло мне на пользу. Парень якрепкий, только злее становился. А если хочешь чего-то добиться в жизни, надобыть злым. Папаша любил выпить, да и мать от него не отставала. Родителя наработе подолгу не держали, мать трудилась уборщицей на фабрике, но фабрикускоро закрыли. Наш районный городишко у черта на куличках, где мужики быстроспиваются, а бабы превращаются в старух, ее успев дожить до тридцати. Впятнадцать лет мне можно было дать все двадцать, я сам зарабатывал на жизнь, инеплохо для пятнадцатилетнего. Не брезговал воровством, вообще ничем небрезговал. Родичи, конечно, знали об этом, папаша пробовал даже менявоспитывать, но, когда я стал старше, я уже запросто мог дать сдачи, и онприсмирел. Деньги я им не приносил, а только продукты, чтобы мои сопливыебратья и сестры не сдохли с голоду, что папашу очень злило. Надо полагать,годам к семнадцати я бы уже сел, грехов скопилось достаточно, но тут у наспоявился сосед. Полковник в отставке, приехал к дочери, которая жила в домерядом с нашим бараком. Благодаря ему я и оказался в военном училище. Это многолучше, чем тюрьма. По крайней мере, я тогда думал именно так, да и он навернякарешил, что сделал доброе дело: спас заблудшую душу, дал путевку в жизнь.Училище я окончил с отличием, считал себя обязанным. Письма писал не матери, асоседу-полковнику. Он мне был вроде отца. Как раз перед моим выпуском он умерот инфаркта, а Родине понадобилось пушечное мясо, вот я и подался на войну. Вбашке была одна чушь: «Если сегодня нам суждено умереть, умрем так, чтобы обэтом слагали легенды». Те, кто подобные фразы придумывает, понятия не имеет,что такое война. Давай, браток.., не подведи, браток… Родина на тебя смотрит… Яи не подводил, хотя Родина смотрела в другую сторону. Но на войне умнеютбыстро, и вся глупость выветрилась. А война все шла. Казалось, ей конца небудет. После первого ранения я целый месяц проболтался у дружка в Питере.Пытался привыкнуть к мирной жизни. Не вышло. А в том, чтобы сдохнуть под огнем,уже не видел никакого смысла, но вернулся к своим, потому что там былопривычнее. И понятней: убей или тебя убьют. Потом второе ранение, третье… Послегоспиталя с очередной наградой поехал домой, потому что больше некуда. И тутмоя мамаша сообщила давний секрет: она в молодости путалась с каким-то типом,который сделал ей ребенка, то есть меня, а потом ее бросил. Грех было ненавестить родного папашу, тем более что у него, по словам матери, водилисьденежки. Я его быстро разыскал, но радостной встречи не вышло: может, ему не подуше пришелся такой сынок, как я, а может, мамаша спьяну все перепутала.Разговор закончился печально для того типа, был он мне отцом или нет… Я вызвалментов, хотя мог спокойно смыться, и вряд ли бы меня нашли. Не знаю, почему ятак сделал. Может, из любопытства, хотя скорее из равнодушия. Вот тут иначалось… Я в своей жизни никогда так не смеялся. Им очень хотелось, чтобы яубил предполагаемого родителя в состоянии аффекта: у меня в анамнезе ранение вголову.., попранные чувства.., то да се… Но я стоял на своем: никаких чувств,убил, потому что захотелось, действовал человек на нервы. Адвокат у меня былвроде твоего Рахманова — заслушаешься. На суде многие плакали, я сам себяжалеть начал, ей-богу, хоть и знал, что все это фигня. Боевой офицер,орденоносец… В общем, дали всего два года. Удивляюсь, как еще одну медаль нагрудь не прицепили. Папаша оказался новоявленным фабрикантом, кровопийцей, тоесть в городе его не жаловали. В зоне меня встретили, как родного, только чтона руках не носили. Это тоже было смешно. Я там книжки читал, размышлял о том осем. Месяца три оставалось до конца срока, а я взял и смылся. Не потому, чторешетки меня нервировали, просто было смешно на этих кретинов глядеть: мол, насвободу с чистой совестью и прочая бодяга. Вот и рванул в бега. В Красноярскеприбился к банде — обычная мразь, но им везло, «бабок» накопилосьпредостаточно. Ну, я и перестрелял их всех как-то вечером, они, как и придурки втюрьме, не могли взять в толк, что это на меня нашло. Деньги спрятал, они мне,в общем-то, были не нужны. Через Таджикистан ушел на юг. Опять воевал, потомучто ничего умнее в голову не приходило, потом оказался в Африке, оттудаперебрался в Европу и вдруг по Родине заскучал. Да так, хоть волком вой. Хочуна Родину, и все. Правда, понять не мог, что хорошего я здесь забыл?

— Может, и там ничего хорошего не было? — спросилая.

— Может, — пожал он плечами. — Короче,вернулся. Поначалу в голове роились только светлые мысли. Слетал в Красноярск,все, кто меня там знал, давно окочурились, так что особо я не рисковал, темболее что за прошедшие годы изменился. Забрал денежки, открыл свое дело, начал,так сказать, новую жизнь и сам собой гордился: вот я какой молодец. Только какволка ни корми, он все равно в лес смотрит. Так и я. Волчье нутро дало себязнать. Года через полтора заявился ко мне человечек, предложил выгодное дельце:пришить одного дядю. Я вообще-то знал, что меня найдут, и нисколько неудивился, даже обрадовался — спокойная жизнь с уплаченными налогами нагонялатоску, я не видел в ней смысла.

— А какой смысл в убийствах? — удивилась я.

— Никакого, — покачал он головой. — Я тебебольше скажу: его, наверное, нет вообще, во всяком случае искать замучаешься.Хотя.., может, и есть. Например, можно в монастырь податься, грехи замаливать.Христос разбойнику, что рядом с ним на кресте висел, пообещал царство небесное.Хрен знает, чем он тридцать три года занимался, может, тоже наемничал, оттого унего такая любовь к разбойникам. Одна заблудшая душа ему много приятней десяткапреданных.

— Разбойнику он обещал царство небесное за его веру.